Аркадий Акулов - Архитектор Сталина: документальная повесть

Перед Уралом заключенных перегнали в специальный пассажирский вагон — тюрьму. Здесь были окна, хотя и с массивными решетками. Через них виднелась заветная воля. Вагон часто цепляли к «500-веселым» поездам — багажно-пассажирским эшелонам, которые в расписании значились под номерами, начинавшимися с цифры 500.

За Уралом города и поселки радостно озарялись светом. Светомаскировка здесь не вводилась: фронт далеко. О войне напоминали лишь санитарные поезда с большими красными крестами на стенах вагонов, встречные транспорты с военной техникой да солдатами — юнцами, призванными добивать фрицев. Чувствовалось приближение победы. Заключенные (большинство их было дезертирами из армии, успевшими стать ворами, грабителями) на остановках справлялись о сводках Совинформбюро. Они были уверены, что победа принесет им амнистию. Мержанов тоже ждал амнистию, но он ждал победного окончания войны, как патриот своей Родины, и нередко вспоминал своего брата Мартына — специального корреспондента центральной коммунистической газеты «Правда», который как член ВКП(б) с первых дней находился на фронте: «Жив ли он?»

Опальный архитектор Сталина, доведенный продолжительными допросами до невменяемости, не заметил, как подписал протокол, в котором следователь по особо важным делам вписал «компромат» на его брата. Но судьба смилостивилась над Мартыном Ивановичем. Щупальца Берии не достали его. Как военный корреспондент «Правды», органа Центрального Комитета ВКП(б), Мартын Иванович входил в кадровую номенклатуру ЦК и без решения ЦК не мог подвергнуться аресту. Если бы и удалось заполучить такое решение, арестовать военного журналиста мог только отдел контрразведки «СМЕРШ» войсковой части наркомата обороны, не подведомственный НКГБ и подчиненный Абакумову.

Чаще, чем о брате, он думал о жене и сыне. Мирон Иванович не знал тогда, что сын Борис находится под надежной опекой бабушки в Мерзляковском переулке около Никитских ворот. И представляя, какие лишения и муки они терпят, он испытывал обиду и злобу. Злоба вспыхивала не на государственный строй, а на коварных людей, пробравшихся к власти и причиняющих несчастье народу и государству. Он был убежден в скорой замене их честными, порядочными, преданными делу партии работниками. Оклеветанный, недоумевал, почему Сталин терпит в своем окружении подлецов? Почему их не замечают Молотов, Калинин, Ворошилов, Микоян, и знают ли они о его страдании?

Когда удавалось постоять у окна, истерзанная душа архитектора находила временное успокоение от вида заводов, фабрик, городов и сел. Он, политический заключенный с ярлыком «врага народа», любовался результатами труда, гениальности своего народа, верил в его счастливое будущее, вспомнил и свои свершения. Он был убежден, что куда бы его ни завезли, его творчество будет востребовано. И не ошибся. Через три месяца Мержанова доставили в большой лагерь в Комсомольске-на-Амуре.

Муки этого этапа закончились. Прекратились насилия «паханов» и воров. Прибывших пригнали в лагерь. Мержанова поместили в блок политических заключенных вместе с немецкими шпионами, карателями и такими же жертвами произвола, как он.

На второй день Мержанова вызвал заместитель начальника отделения ГУЛАГа по строительству майор внутренней службы Крючков. Внимательно посмотрев на вошедшего, он спросил:

— Сидеть на баланде будешь или поработаешь за приличную кормежку и деньги?

Мержанов понял, что майор поверил приговору и принял его за закоренелого врага народа, и спокойно ответил:

— Угрозы не боюсь. Осужден по клеветническим материалам. Наступит время, и вы убедитесь в этом. Как главный архитектор хозяйственного управления ЦИК и председатель правления фонда Союза архитекторов СССР, я внес в свое время лепту в проектирование и строительство Комсомольска-на-Амуре. В какой-то мере он мое детище. Я готов трудиться по развитию города при условии, что вы оградите меня от уголовников и предоставите мне возможность ознакомиться с планировкой и архитектурой строения на месте.

Крючков поверил в невиновность архитектора, обещал выполнить его требования и, как бы извиняясь за грубость, примирительно пооткровенничал:

— Я давно просил Главное Управление Лагерей направить мне квалифицированного специалиста, но то, что получу вас, известного архитектора, мне и не снилось. Я инженер-строитель, надеюсь, что сработаемся, и вы будете довольны. Вам придется руководить зеками, стариками-строителями, женщинами. Комсомольцы-первостроители на фронте, на них идут похоронки.

Мержанова переместили из общей зоны в производственный барак — мастерскую. Там он жил и работал над проектами. Принесли элементарные принадлежности для расчетов и черчения. Через три дня архитектор в сопровождении вооруженного конвоира и инженера горисполкома выехал на «Виллисе» в город и был приятно удивлен. За двенадцать лет Комсомольск-на-Амуре превратился в благоустроенный промышленный город с гигантскими судостроительным, авиационным, сталелитейным, машиностроительным, нефтеперерабатывающим заводами, с красивыми просторными улицами, проспектом Первостроителей, со светлыми многоэтажными кварталами. На берегу Амура он увидел глыбу гранита. Подойдя поближе, прочитал выбитые на ней слова: «Здесь 10 мая 1932 года высадились первые комсомольцы — строители города».

Мержанов представил полуголодных, скудно одетых парней и девушек всех национальностей Советского Союза летом в туче осатаневших комаров и мошек, а зимой, в сорокоградусные морозы, напористо наступающих на неприветливую тайгу. Его воображение высветило их, уставших, с кровоточащими мозолями от рукояток топоров, пил, лопат, в холодных серых палатках, землянках, с допотопными буржуйками, с едва мерцающими керосиновыми лампами. Но он понимал безграничную веру молодежи в светлое будущее, с которой они вошли в славную летопись города, страны.

Вспомнил и первостроителей с трагической судьбой. Они были истинными первопроходцами, организаторами и вдохновителями комсомольцев — строителей города. Это Ян Борисович Гамарник, коммунист с дореволюционным стажем, который после гражданской войны стал председателем Дальревкома, секретарем Далькрайкома. С его именем связано восстановление разрушенного этой войной народного хозяйства Дальнего Востока, разработка плана и первые успехи его социального подъема. С ним Мержанов не раз встречался в приемных ЦИК и Кремля, куда тот приезжал с идеями развития Дальнего Востока. Инициатива Гамарника была закреплена в важнейших правительственных постановлениях о строительстве судостроительного завода. Уже являясь начальником политического управления Красной Армии, членом оргбюро ЦК ВКП(б), он возглавлял специальную правительственную комиссию по строительству этого завода. Добираясь от Хабаровска к низовью Амура, вначале на автомашинах, а затем пешком, по пояс в снегу, он с членами комиссии определил место строительства завода, под русским селом Пермское. Вместе с Гамарником тогда шел Василий Константинович Блюхер, герой гражданской войны, кавалер ордена Боевого Красного знамени под № 1 — высшей в то время награды, Маршал Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР, Командующий Краснознаменной Особой Дальневосточной армией. Это они предложили мобилизовать комсомольцев на строительство города.