Льюис Зальцман - Жизнь Англии в Средние века

Чосер и прежде экспериментировал с «королевской рифмой», но можно сказать, что именно начиная с «Троила и Хризеиды» она заняла то место в английской литературе, которое потом удерживала на протяжении двух столетий, оставаясь излюбленной формой английского стихосложения.

Последний, чисто английский, период в творчестве Чосера ознаменован созданием «Кентерберийских рассказов». В это произведение он включил множество разнохарактерных историй, позаимствованных из различных источников. Для того чтобы связать рассказы общим сюжетом, Чосер приводит в таверну под вывеской «Рыцарский плащ» в Саутворке двадцать девять героев, которые собираются совершить паломничество к гробнице св. Томаса Бекета в Кентербери и, чтобы скоротать время в пути, договариваются рассказывать по дороге истории. Пролог, в котором Чосер знакомит читателя со всеми своими героями, представляет собой серию скетчей, очерчивающих характер каждого персонажа; эти зарисовки с их яркой образностью и искромётным юмором навечно остались в истории английской литературы. В числе паломников оказываются выходцы из всех слоёв общества: рыцарь, лучший образец добродетелей своего сословия; его весёлый и любезный сын; восхитительная аббатиса, олицетворение изысканности и обаяния; трое сопровождающих её священнослужителей; толстый монах, думающий больше о том, как приятно провести время, чем о пении псалмов; другой монах, хитрец и проныра из числа нищенствующей братии; купец, учёный клерк из Оксфорда, вечно пьяный повар, шкипер с пиратскими наклонностями, бедный священник, который не просто проповедует заповеди Христа, но и следует им в своей жизни; рыжебородый здоровяк мельник, управляющий — и прочие персонажи, среди которых выделяются хозяин таверны «Рыцарский плащ», сам Чосер и изумительная особа — ткачиха из Бата. Чосер не только мастерски изображает своих героев, но и заставляет их выдерживать характер на протяжении всей поэмы: рассказываемые героями истории, их реакция на «истории» спутников находятся в полном соответствии с нравом каждого из них. Первым рассказывает свою историю рыцарь, он знакомит спутников с одним из рыцарских романов, столь популярных в Средние века в аристократических кругах. Следующим должен говорить монах, но тут встревает пьяный мельник, ему не терпится рассказать вульгарную историю, в которой выставляется в неприглядном свете некий плотник. Управляющий раньше был плотником, поэтому он выходит из себя и наносит ответный удар в виде такой же грязной истории о мельнике. Чосер просит у читателя прощения за то, что повествование иногда принимает непристойный характер, ссылаясь на грубый нрав самих рассказчиков, и, стремясь сгладить впечатление, включает в своё произведение несколько очаровательных историй наподобие той, которая вложена в уста аббатисы. Сам Чосер выступает в роли рассказчика дважды. Когда по сюжету приходит его черёд поведать спутникам какую-либо историю, поэт начинает с «Сэра Топаса» — остроумной пародии на расхожие рыцарские романы, эта нескончаемая история, наполненная пустыми словесами, тянется до тех пор, пока хозяин гостиницы, у которого лопнуло терпение, не потребовал, чтобы рассказчик оставил свои глупые рифмы и говорил по существу. Чосер уступает и рассказывает прозой «Историю о Мелибее», которую слушатели, несомненно, оценили по достоинству, хотя большинство современных читателей находят её довольно скучной. Затем наступает очередь монаха, он начинает перечислять исторические примеры несчастий, постигших великих мира сего: начиная от Люцифера и кончая Крезом; этот экскурс, несомненно очень поучительный, оказался утомительным, и большинство спутников почти заснули, поэтому рыцарю пришлось вежливо, но решительно потребовать, чтобы монах замолчал. Хозяин гостиницы обращается к одному из спутников аббатисы, и тот рассказывает самую забавную из всех историй — сказку о петухе Шантеклере, его почтенной супруге Пертилоте и лисе, — которая является очаровательной обработкой старинного сюжета.

Из современников Чосера самой заметной фигурой был Джон Говер, он написал три больших поэмы: одну на латыни, другую на французском языке и третью на английском. Это должно напомнить нам о том, что литература в Англии всё ещё оставалась трёхъязычной и любой мало-мальски образованный человек говорил на трёх языках. Джон Лидгейт и Томас Окклив были прилежными поэтами, оба они жили немногим позже Чосера, но намного отставали от него в своих поэтических достижениях; подлинными продолжателями чосеровской традиции стали шотландские поэты XIV века: король Яков I, Роберт Хенрисон, Уильям Данбар и Гевин Дуглас — всем им присуща живость слога и поэтическая оригинальность, чего недоставало их английским современникам.

Если «Видение о Петре Пахаре» олицетворяет раннеанглийскую поэзию, построенную на аллитерациях, а Чосер — новоанглийскую рифмованную поэзию, то символом английской прозы той эпохи является Джон Уиклиф. Он родился в Йоркшире примерно в 1320 г. и, поселившись в Оксфорде, скоро прославился своими лекциями по теологии. Подобно Ленгленду и Чосеру, Уиклиф видел пороки Церкви и горько скорбел о них, но он считал недостаточным бороться с ними средствами сатиры. Уиклиф хотел добиться церковной реформы, а для этого, по его мнению, надлежало подчинить Церковь государству, уменьшить власть папы, удалить от духовенства искус богатства, и главное, сделать так, чтобы вероучение основывалось на Библии. С этой целью Уиклиф предпринял перевод Библии на английский язык. До той поры не существовало полного перевода Священного Писания, и Церковь крайне неохотно позволяла мирянам знакомиться с переведёнными фрагментами. Поэтому вполне естественно, что Уиклиф, задумав сделать Библию общедоступной, не нашёл поддержки у духовенства; напротив, по тем временам такие претензии со стороны мирянина считались едва ли не доказательством его ереси. С литературной точки зрения значение труда Уиклифа заключается в том, что это была первая полная версия той книги, которая повлияла на английскую литературу больше, чем любая другая; перевод Уиклифа был прообразом будущего канонического перевода, утверждённого в 1611 г., — так называемой Библии короля Якова, ставшей наивысшим достижением английской прозы. Те, кто знает английский язык, могут убедиться в том, насколько перевод Уиклифа близок к каноническому переводу (и в то же время увидеть, до какой степени язык 1380 г. отличен от языка 1611 г.), на примере известного фрагмента, открывающего Евангелие от Марка: « The bigynnynge of the gospel of Jhesu Crist, the sone of God. As it is writun in Ysaie, the prophète, Lo! I sende myn angel bifore thi face, that schal make thi weye redy bifore thee. The voyce of oon cryinge in desert, Make ye redy the weye of the Lord, make ye his pathis rightful. Jhon was in desert baptisynge, and prechinge the baptym of penaunce, in to remiscioun of synnes. And alle men of lerusalem wenten out to him, and al the cuntre of Judee; and weren baptisid of him in the flood of Jordan, knowlechinge her synnes. And John was clothid with heeris of camelis, and girdil of skyn abowte his leendis; and he eet locustus, and hony of the wode, and prechide, seyinge: “A strengere than I shal come aftir me, of whom I knelinge am not worthi for to undo the thwong of his schoon ”».