Марк Галеотти - Воры. История организованной преступности в России

В конце 1940-х и начале 1950-х систему ГУЛАГа разрывала на части «сучья война» [200] Там же, главы 22–24; Steven Barnes, Death and Redemption: The Gulag and the Shaping of Soviet Society (Princeton: Princeton University Press, 2011), глава 5. , и это была борьба не только за превосходство в лагерях, но и за душу «воровского мира» . Поначалу власти поощряли противостояние, но потом им пришлось пожалеть об этом. Тот факт, что массированные нападения «сук» на блатных произошли в 1948 году почти одновременно во всей лагерной системе, явно намекает на «руководящую роль партии» (возможно, эти атаки были подогреты и решением, принятым «военщиной» в Ванине раньше в том же году) [201] В. Абрамкин и В. Чеснокова, Уголовная Россия: тюрьмы и лагеря (М.: ЦСРУП, 2001), стр. 10–11. . К примеру, в Инталаге, лагере рядом с Интинским угольным месторождением, 150 «сук», вооруженных лопатами, топорами и другими орудиями, идеально подходящими для убийства, были выпущены в толпу из 100 «блатных». В ходе возникшей бойни десять из «традиционалистов» сдались и отказались от кодекса, остальные же были убиты [202] Максимильен де Сантерр, Советские послевоенные концлагери и их обитатели (Мюнхен: Институт по изучению СССР, 1960), стр. 59–60. . Явная цель таких акций состояла в том, чтобы разрушить мир «блатных» или как минимум заставить их отказаться от кодекса и сопротивления. В широком смысле война шла между «ворами-традиционалистами» и «суками», вступившими в союз с «солдатней». Впрочем, на практике линия «фронта» была довольно размытой. Среди заключенных были и национальные группы, и те, кто постоянно метался между «блатными» и «суками»; существовали союзы обычных заключенных и далее по списку.

Эта война велась и тайком, и в открытую. Иногда ее жертвами становились отдельные заключенные, а иногда — десятки. Война велась отчаянно, с дикой жестокостью. Стукачам отрезали головы и выкладывали их перед постами охраны; в качестве оружия использовались ножи, лопаты, железные прутья, кирки и доски, оторванные от нар. При отсутствии другого оружия заключенные дрались кулаками и ботинками. Даже короткий обзор событий в отдельно взятом лагере (Печорлаг) за 1952 год наглядно демонстрирует масштабы звериного противостояния: девять человек задушили десятого с помощью простыни; двое удушили третьего полотенцем; пять человек забили шестого до смерти с помощью кирки; еще несколько групповых удушений (обычно с одной жертвой, которую держали четыре и больше заключенных); и эта картина полной бесчеловечности кажется бесконечной [203] Golfo Alexopoulos, ‘A torture memo: reading violence in the Gulag’, in Golfo Alexopoulos et al. (eds.), Writing the Stalin Era: Sheila Fitzpatrick and Soviet Historiography (New York: Palgrave Macmillan, 2011), стр. 166. .

В долгой перспективе коллаборационисты победили, и по множеству причин. Их было больше, а бывшие солдаты еще и имели серьезный военный опыт; блатные были круты поодиночке, но их враги не уступали, причем многие из них привыкли сражаться в группе. Но, пожалуй, самым важным было то, что «суки» имели поддержку режима. У властей было множество путей нарушить баланс, позволяя «сукам» занимать должности поваров и парикмахеров — что означало доступ к ножам и бритвам — или давая им доступ к рабочим инструментам типа топоров и лопат. Кроме того, они могли перемещать группы заключенных, как армии на поле боя, собирая их в отдельных лагерях, пока те не справлялись с блатными, а затем переводя в следующий.

Тем не менее это поколебало грубую, но эффективную прежнюю систему надзора. В частности, убийства стукачей заметно ухудшили для властей возможность контролировать или даже представлять себе происходящее внутри «зоны» [204] Barnes, Death and Redemption , стр. 180. . Насилие в лагерях было нормой, а восстания и забастовки происходили все чаще. Война с «суками» началась в 1948 году (без каких-либо прелюдий, так что ее сложно отделить от привычного для лагерей насилия) и достигла пика около 1950–1951 годов, когда ежедневно поступали сообщения о конфликтах то в одном, то в другом лагере. Поощряя конфликт или как минимум позволяя его, с идеей очистки ГУЛАГа от блатных, власти в какой-то момент забеспокоились о том, что ситуация выходит из-под контроля. Поножовщина между этими группами привела к резкому падению производительности труда: в 1951–1952 годах ни в одном лагере ГУЛАГа не удалось выполнить план пятилетки, а в 1951 году из-за забастовок и прочих выражений протеста был потерян целый миллион человеко-дней [205] Ivanova, Labor Camp Socialism , стр. 122; Стефан Куртуа и др., Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. 95 миллионов жертв . Пер. с фр. М.: Три века истории, 2001. . Но что важнее, война создала ощущение нестабильности, приведшее к еще более масштабным протестам, так что сформировался порочный круг. В 1952 году на встрече ответственных работников ГУЛАГа прозвучало предупреждение о том, что «администрация, до сих пор умело пользовавшаяся противоречиями между разными группами заключенных, теперь теряет контроль над своими “подопечными”. <���…> В некоторых лагерях мятежные группировки были готовы взять в свои руки управление лагерями» [206] Стефан Куртуа и др., Черная книга коммунизма. .

Полковник Зверев, отвечавший за крупный комплекс лагерей в Норильске, даже написал доклад о мерах по преодолению кризиса, в котором рубил правду-матку. Система нуждалась в значительных реформах, поскольку в противном случае необходимо было удвоить количество лагерных охранников (ВОХР), которых и так не хватало из-за неприятного и сложного характера работы [207] Там же, стр. 240. . Он понимал, что с учетом снижения отдачи от «ГУЛАГо-промышленного комплекса» эту идею вряд ли встретят с энтузиазмом. Что же он предложил? Отпустить на волю почти четверть заключенных!

Как это ни странно, но после смерти Сталина в 1953 году за снижение количества заключенных начал выступать не кто иной, как Лаврентий Берия, руководивший Министерством внутренних дел страны и в силу этой должности имевший зловещий образ. В своей докладной записке он писал, что из 2 526 402 заключенных ГУЛАГа того времени лишь 221 435 относились к «особо опасным государственным преступникам», и предложил немедленную амнистию примерно для миллиона зэков. Его предложение было одобрено. Позднее он, видимо, в безуспешной попытке дистанцироваться от своего кровавого прошлого предложил правительству «ликвидировать сложившуюся систему принудительного труда ввиду экономической неэффективности и бесперспективности» [209] Там же, стр. 478–479. .