Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Позже, на I съезде ППР, оценивая тогдашний исторический момент, Владислав Гомулка говорил:

«Нельзя было допустить, чтобы реакционная теория эмигрантского правительства о двух врагах Польши получила применение в отношении Советского Союза и его армии… Мы, представители партии, первыми начали политику сотрудничества и дружественного сближения польского народа с народами Советского Союза и заменили враждебные польско-советские отношения на союз польского народа и государства с советским народом и государством как на время войны, так и на мирное время. Советская Армия вступила на польские земли и освободила их от немецких оккупантов как союзная армия, как армия, которая видела в польском народе своего союзника, а не врага, чего добивались реакция и ее наймиты» {318} 318 Władysław Gomułka: „Artykuły i przemówienia”, t. I, Warszawa, 1962, s. 473, 484. .

Однако на местах, как мы уже видели, обстановка была маловдохновляющей, особенно в первые недели и даже месяцы. Тяжелая борьба за спокойствие и порядок, за будущее страны, которую вел ПКНО против всякого рода анархий, как стихийной, военной, так и «плановой», политической, шла на глазах миллионов поляков. Но не только поляков. Приходили донесения о слабости местных органов ПКНО, о силе сопротивления враждебных ему элементов, реакционных сил, о нападениях, разоружении постов, убийствах, дезертирстве. Эхо выстрелов, раздающихся вдали от фронта, разносится особенно далеко. Когда стреляют в спину, неизвестно, откуда вылетела пуля — из немецкого или бандеровского оружия, из пистолета обычного бандита или убежденного фашиста НСЗ, из винтовки отчаявшегося солдата Армии Крайовой или бойца все еще остающихся в подполье Батальонов хлопских. «Лондонское» правительство столько раз заверяло, что полностью контролирует положение в оккупированной стране и что Армия Крайова — единственная реальная сила, готовая ко всему и объединяющая практически всю нацию!.. Генерал Телегин, о котором говорилось выше, так оценивал тогдашнюю обстановку с точки зрения советских властей:

«На польской территории войска фронта оказались на переднем крае ожесточенной классовой идеологической борьбы между силами демократии и буржуазной реакции, причем но только польской, но и международной. Агентура последней в лице лондонского польского эмигрантского правительства, правых элементов буржуазных и мелкобуржуазных партий, их вооруженных отрядов — Армии Крайовой и Батальонов хлопских — вела яростную борьбу с принявшим власть над освобожденной советскими войсками территорией Польским комитетом национального освобождения (ПКНО)… Переодеваясь в форму советских солдат, отряды АК производили налеты на населенные пункты, грабили и убивали, пытаясь тем самым дискредитировать советских воинов… Военному совету фронта нужно было найти ответ на вопросы: как быть с враждебной нам и польскому демократическому строю лондонской креатурой, вооруженными отрядами, нарушавшими нормальную жизнь фронта, в чем и как помочь польским товарищам?» {319} 319 К. Телегин, цит. соч. .

С тяжелым сердцем летели в Москву представители ПКНО. А вслед за ними — не будем забывать об этом — спешили «письма из Люблина», донесения, «срочные» и «молнии», сообщавшие о вооруженном бунте в войске, о концентрации вооруженных сил подполья, о планах организации государственного переворота. И в тот же день на московском аэродроме приземлился Миколайчик.

В московский «Гранд-отель» Миколайчик пришел 17 октября, чтобы, как он сам пишет, взять «языка».

«Берут не скрывал политических и экономических трудностей, с которыми сталкивается комитет в Польше, — докладывал Миколайчик спустя десять дней на заседании Рады Народовой в Лондоне. — Особенно он жаловался на саботаж призыва и на то, что в них стреляют, как в уток. Говорил, что за последний месяц было убито более 50 офицеров и призывников, что офицеры уводят новобранцев в леса… И подчеркивал, как и все представители ПКНО, что самое важное для Польши — отношения с Советским Союзом» {320} 320 Заметка С. Миколайчика, см.: „Sprawa polska…”, s. 602. .

Однако Миколайчик ничего не понял. Он посвятил свои усилия тому, что в тот момент интересовало его больше всего: распределению портфелей между «Лондоном» и Люблином в возможном правительстве национального единства.

Позднее, на той же сессии Рады Народовой, трудности ПКНО, саботаж и террор, направленные против усилий народной власти по установлению порядка и спокойствия, Миколайчик возведет в ранг главной гарантии, главной движущей силы, позволяющей ему, Миколайчику, принять власть над «взбунтовавшимися» в непосредственном тылу сражающихся советских фронтов территориями.

В стенограмме этого заседания содержится вот такой пассаж:

«Г-н Миколайчик.Я считаю, что, опираясь именно на это сопротивление нации, правительство получило бы возможность действовать.

Г-н Цёлкош.То есть правительство получило бы возможность организовать это сопротивление?

Г-н Миколайчик.Я утверждаю, что это сопротивление, превращенное в оказание правительству поддержки, дает сегодня большую, чем три месяца назад, гарантию, ибо тогда не было ни малейших признаков возможности осуществлять власть в польском государстве» {321} 321 По стенограмме „Zeszyty historyczne „Kultury”, Paryż, 1964, nr 5. .

Вера в значение террора и анархии для дела возвращения власти «лондонскому» правительству просматривается в предложениях советским властям, которые были разработаны «лондонским» правительством в результате анализа итогов октябрьского визита Миколайчика в Москву. Впервые среди многих других пунктов содержатся выдвинутые на первый план слова:

«Правительство обеспечит поддержание в тылу Советской Армии порядка» {322} 322 См.: Rożek, op. cit., s. 264. .

Представляется несомненным, что в Лондоне правильно увидели дилемму Польши в тот момент, когда фронт стабилизировался на Висле, а в народной Польше рождалась новая жизнь. Увидели альтернативу, но сколь ошибочно прочитали ее!

В Лондоне рассуждали так: если Люблин окажется неспособным осуществлять власть, если он не сумеет обеспечить спокойствие и порядок в тылу, организовать сотрудничество с Советской Армией, он будет скомпрометирован в глазах большевиков и должен будет пасть. Рассуждали: мы убедим Сталина, что ПКНО не сможет обеспечить спокойствия, а мы сумеем. Мы предложим ему поддержку и безопасность. Мы будем нужны. А поскольку не Люблин, то, следовательно, «Лондон». Третьего не дано.

Здесь-то и заключалась основная ошибка. Не было такой альтернативы: если не Люблин, то «Лондон». Напрашивается совсем иное решение.