Адель Алексеева - Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

Мало того, что князь деятелен, что мост через Клязьму цел, что Золотые ворота блестят, привечая гостей, что дом его – украшение города, тепло для обитателей. «Захудалый князь» почти всегда весел. И в друзьях его – не только предводитель дворянства, его дочь, не только «отцы города», но и простые люди. К примеру, с добрым дачным соседом они посиживают летними вечерами у камина, философствуют, читают стихи.

Есть у князя богатый родственник – граф Николай Петрович Шереметев, но не своими силами, а везеньем он всего добился (отец женился на богатой и единственной наследнице князя Черкасского). Полюбились друг другу граф и актриса Жемчугова, только где же радость? Озабочен он вечно богатством, а как захворала актриса – впал в меланхолию, слег. Говорят, уже угасает… Читал ли он, граф, вирши Долгорукого (князя?), хотя бы те, что посвятил он любимому Кускову?

Князь все еще губернаторствовал во Владимире, когда до него дошел слух о кончине графа Николая Шереметева, с которым они несколько враждовали. Однако, узнав о его смерти, князь пригорюнился – ну-ка потерять любимую Жемчужину, Соловушку, и самому последовать за ней!.. И еще написал несколько строк:

Во времена Пушкина на сценах блистала балерина Авдотья Истомина. Она пользовалась неизменной любовью публики и сводила с ума молодежь, в особенности офицеров. В числе поклонников Истоминой находился некоторое время даже Пушкин, который воспел ее талант в «Евгении Онегине»:

Истомина отличалась необыкновенной грациозностью, легкостью, быстротой в движениях, силой в ногах и держала себя на сцене уверенно. Красивая, стройная, среднего роста брюнетка с черными огненными глазами, прикрытыми длинными ресницами; страстная, увлекающаяся, она легко поддавалась вспышкам любви. Имела множество обожателей и послужила причиной нескольких поединков. Один из этих поединков кончился весьма печально.

В журнале «Русская старина» (1874 г.) об этом рассказывается следующим образом:

«В 1817 году Грибоедов жил в Петербурге на одной квартире со своим добрым приятелем графом Александром Петровичем Завадовским. С него автор „Горя от ума“ списал князя Григория:

Завадовский ухаживал за знаменитой танцовщицей Истоминой, счастливым обожателем которой был и молодой кавалергард Василий Васильевич Шереметев. Грибоедов был знаком с Истоминой, часто встречал ее у князя Шаховского, бывал у нее в доме, любил ее за талант, но не принадлежал к числу ее поклонников. Как-то вздумалось ему пригласить ее к себе после спектакля на чай. Истомина согласилась, но, опасаясь возбудить подозрение в ревнивом Шереметеве, предложила Грибоедову подождать ее у Гостиного двора, обещая подъехать в казенной театральной карете. Все было исполнено согласно ее желанию: из кареты она пересела в сани Грибоедова и поехала к нему. Шереметев, однако, следил за ними; он видел, как Грибоедов и Истомина доехали до квартиры Завадовского.

Приятель Шереметева, уланский штаб-ротмистр Якубович, записной театрал, шалун и забияка, посоветовал ему вызвать на дуэль Грибоедова, обещая, в свою очередь, стреляться с Завадовским. Шереметев вызвал Грибоедова; последний, не отказываясь от дуэли, предложил только поменяться местами, т. е. чтобы ему, Грибоедову, стреляться с Якубовичем, а Завадовскому с Шереметевым. Эта двойная дуэль состоялась, и при самых суровых условиях. Противники должны были сходиться на шесть шагов при барьере в восемнадцать. Первая очередь была предоставлена Завадовскому и Шереметеву. Шереметев выстрелил, и пуля оторвала край воротника у сюртука Завадовского. „Ah! il en voulait a ma vie… a la barrier!“ – произнес тот („А! так он хотел убить меня… к барьеру!“). Секунданты, предвидя кровавую развязку, стали их уговаривать, но… Шереметев упал; пуля прошла ему через живот и засела в левом боку. Якубович извинился перед Грибоедовым, предложив ему отсрочить дуэль до благоприятного времени… (Она состоится в Тифлисе осенью следующего года.)

После трехдневных страданий Шереметев умер. Отец его просил императора Александра Павловича не подвергать участников дуэли взысканию. Государь принял во внимание его просьбу, и виновные подверглись, относительно говоря, весьма легкому наказанию: граф Завадовский был выслан за границу, Якубович из лейб-уланов переведен на Кавказ в драгунский полк; Грибоедов не подвергся даже выговору. Однако ему нелегко было примириться с собственной совестью. Он писал другу С. Бегичеву в Москву, что на него напала ужасная тоска, что он беспрестанно видит перед собой раненного Шереметева, что, наконец, пребывание в Петербурге сделалось для него невыносимо. Знакомый с Грибоедовым Мазарович, тогда поверенный России в делах Персии, предложил Грибоедову, служившему при Иностранной коллегии, ехать с собою в качестве секретаря посольства. Грибоедов принял это предложение и 30 августа 1818 года выехал из Петербурга.

Прибыв в Тифлис, Грибоедов встретил Якубовича, с которым и поспешил кончить отсроченные счеты. Они стрелялись: Грибоедов дал промах, а Якубович прострелил ему ладонь левой руки, вследствие чего у Грибоедова свело мизинец. (Это увечье через одиннадцать лет помогло узнать труп Грибоедова в груде прочих, изрубленных тегеранской чернью.)»

Такова версия «Русской Старины».

К этому надо добавить о роли близкой родственницы Василия Шереметева, его тетки, Елены Сергеевны, которая находилась в московском Рождественском монастыре. Она обратилась к князю Голицыну с таким письмом: