Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Однако Игнатьев столь же страстно отстаивал его, и еще через год мне пришлось ревизовать Рауша. Говорил я тогда о нем с Лерхе и с другими лицами, но ничего, что прямо указывало бы на нечестность Рауша, мне первоначально приведено не было. [43] Рауша обвиняли в том, что вместе с торговым агентом Еремеевым, коего помощником он был, он играл на бирже на казенные деньги. В Красном Кресте он израсходовал громадную по нашим средствам сумму в 130 000 фунтов, причем разрешения на это Особого Совещания не было. Он ссылался на разрешение Игнатьева, но тот говорил, что он разрешил расход всего в 6000 фунтов. Позднее ревизия Гос. Контроля подтвердила и самовольное и неэкономное расходование денег Раушем. В частности он израсходовал 7000 фунтов на ферму, на которой меньше года работали 4 беженца. Несколько тысяч были израсходованы на «кооператив», какую-то жульническую операцию. Себе Рауш без всякого разрешения выписывал жалование в 96 фунтов в месяц и крупные оклады установил своему помощнику Гуку и д-ру Белилевскому (в это время оклад в 20 фунтов считался в Англии весьма приличным). Объяснения Рауша были весьма неудовлетворительными и Игнатьеву было подано группой видных представителей лондонской колонии заявление о смене Рауша. Были лица, несомненно, порядочные, его отстаивавшие. Но на это у него было разрешение Игнатьева, которому я высказал тогда, что хотя ничего преступного в деятельности Рауша я не нахожу, но что оставлять его нашим представителем в Англии, в виду общих на него нареканий, нежелательно. Игнатьев, впрочем, закинулся (возможно, что это был для него вопрос самолюбия), и, хотя потом нам еще не раз приходилось спорить о Рауше, он так и оставался в Лондоне почти до закрытия нашего представительства.

Средства, пожертвованные Юсуповым, были, в результате, израсходованы без всякого толка. Надо, впрочем, сказать, что и сам Юсупов распоряжаться деньгами не умел и что все его личные начинания заканчивались фиаско, вроде, например, дома «IrFe» (Ирина-Феликс), несколько лет просуществовавшего в Париже. Мать Юсупова, старая княгиня, переселилась в Рим, где пользовалась такими же общими симпатиями, как и в Москве, и где стояла во главе организаций помощи беженцам до самой Второй войны. В Италии она умерла, по газетным известиям, в большой бедности. Когда я вспоминаю, каким скрягою был ее отец, и как, наоборот, она сама, а также ее сын, шли широко навстречу людской нужде, мне всегда странно становится смотреть на старания людей составить себе громадные состояния. Обычно говорят про необходимость поставить детей на ноги, но разве для этого нужны миллионы, которые только возбуждают зависть и социальную рознь?

В течение летних месяцев понемногу начала налаживаться организация Красного Креста и в других странах, куда начали проникать беженцы. Кроме Константинополя, больше всего оказалось их в Югославии и Болгарии, где местные правительства широко пошли навстречу их нуждам. В Югославии имелось русское полуофициальное представительство, возглавляемое поверенным в делах Штрандманом. В 1914 г., накануне войны, наш посланник Гартвиг скоропостижно скончался, и Штрандман, тогда первый секретарь, его заменил. Когда сербскому правительству пришлось оставить Белград, то Штрандман вступил в ряды сербской армии и с нею отошел на Корфу. Это сделало его очень популярным в Сербии, и после революции он стал естественным главой эмиграции. Когда его политическое представительство было упразднено, он все-таки остался представителем Красного Креста.

В Болгарии представителем нашего Красного Креста стал Фельдман, во время войны бывший помощником особоуполномоченного при одной из армий. В Болгарию его отправил, кажется, Иваницкий, и так он там и остался. Человек он был приличный и неглупый, но холодный, и симпатиями не пользовался, хотя я и не думаю, чтобы кто-либо другой мог сделать в Болгарии больше, чем он. Третья славянская страна, много сделавшая для беженцев, Чехословакия, в тот момент еще не начала играть роли в этом деле. Зато мне пришлось вести переговоры с Гирсом о назначении наших представителей в Австрию и Венгрию, где дипломатического представительства не было и где представитель Красного Креста должен был исполнять и некоторые дипломатические функции. В Австрию был назначен К. Шабельский, о котором я уже говорил и который действовал там довольно энергично, находя и местные средства. Впоследствии в Вену вернулся бывший генеральный консул наш Л. Иславин и стал эмигрантским дипломатическим представителем. Работа Шабельского тогда свелась к минимуму, и его представительство было тогда упразднено. По-видимому, он оставил после себя в Вене среднее воспоминание, ибо, несмотря на свою молодость, проявил слишком большой апломб, для представителя Красного Креста совершенно не подходящий.

В Польше оказалась Л. И. Любимова, и без всяких полномочий начала работу по помощи беженцам, сумев привлечь к этому делу значительные американские средства. Она и была назначена туда нашим официальным представителем.

Кстати, уже в это время американцы начали оказывать значительную помощь нашим беженцам в самых разнообразных странах, особенно на Балканах. Пришлось и нам с Бобринским вести переговоры с представителями американского Красного Креста в Париже, но это представительство уже упразднялось, и они могли лишь поддержать наши просьбы о помощи в Турции.

Из дел Красного Креста отмечу еще курьезный, но и неприятный инцидент с нашим представителем в Марселе И. И. Фидлером, имя которого раньше уже вошло в историю революции 1905 г., как владельца гимназии в Москве, где во время восстания несколько раз собирался революционный штаб и которая была обстреляна артиллерией. Иван Иванович был Божьей коровкой и в революционеры попал по недоразумению. Помещение его гимназии было захвачено революционерами, как он мне говорил, без его согласия, но, тем не менее, он был привлечен к уголовной ответственности и бежал от суда за границу, испугавшись тюрьмы. Во время гражданской войны он отправился в Архангельск из Франции с отрядом Красного Креста, кажется, заведующим хозяйством. Человек безукоризненной честности, он был последователем учений Christias Jesusses и считал, что действительного зла не существует, а есть только кажущееся, и даже зубную боль у себя старался успокоить уверениями, что она не реальна.

Еще Голубев или Ключников назначил его представителем в Марсель, где все время были нуждающиеся в помощи русские и через которую в 1920 г. возвращались в Россию солдаты экспедиционного корпуса. О помощи при отправке в СССР солдат экспедиционного корпуса просили Красный Крест французские власти. Поручили это приват-доценту Варыпаеву и Фидлеру, которые устроили уезжающим баню и выдавали им по куску мыла и еще какую-то мелочь. При посадке их на пароход Варыпаев пожелал им доброго пути и, будучи несколько выпившим (у него был этот грешок), сказал что-то неподходящее к белой точки зрения. Это раздули, приписали Фидлеру и так создался его «инцидент». Что он точно сказал, осталось невыясненным, ибо вокруг этих слов сплелись целые легенды, но через Марсель через несколько дней проезжал Бернацкий, и по приезде в Париж потребовал от Красного Креста немедленного удаления Фидлера. Наши попытки отстоять его не имели успеха, и Бернацкий заявил, что если Фидлер останется, то будут прекращены всякие субсидии Красному Кресту, но добрые отношения с Фидлером у нас не прервались. Позднее он у нас вновь работал в Марселе.