Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Все лето 1920 г. шли в Париже разговоры об объединении эмиграции. Денисов быстро охладел к этой мысли, увидев враждебность и правых, и левых, но сама эта мысль осталась. У меня лично были разговоры на эту тему со Львовым и Струве, тоже явившимся ненадолго во Францию в качестве министра иностранных дел Врангеля. Не знаю, результатом ли его хлопот явилось признание Францией правительства Врангеля и назначение к нему посланником de Martal’я. В результате тогдашних переговоров, явилось лишь эфемерное объединение семи центральных организаций или, вернее, кружков, ничем себя не проявивших. В это время ко мне обратился ранее мне неизвестный архимандрит Сергий с предложением от А. Ф. Трепова о свидании. Оно состоялось, причем я больше молчал, а Трепов и Сергий излагали свои взгляды. Ушел я с впечатлением, что три года революции прошли для них бесследно, и, быть может, сделали их еще более правыми. Результатов это свидание никаких не имело.

В июле состоялось первое собрание членов Государственного Совета и Государственной Думы. Кажется, тогда уже выбрали председателем этого объединения Гучкова. Как и все наши группировки, жизненным оно не оказалось. Любопытно, что даже в ноябре, после падения Крыма, и здесь проявилась рознь разных течений. Шла речь тогда об образовании русского национального комитета, но в парламентском комитете Коновалов, Маклаков, Винавер и Демидов доказывали невозможность сидеть рядом с правыми, за что на них нападали Кузьмин-Караваев и Гр. Алексинский, оба ранее тоже левые, а Алексинский и бывший сочлен Ленина по большевистскому Центральному комитету. Попытки Д.Д. Гримма и мои примирить эти два течения успеха не имели. Убедившись в невозможности создать объединение всех эмигрантов, Денисов задался более скромной целью — воссоздать Торгово-Промышленный Союз, существовавший на юге России перед эвакуацией. Не знаю, почему этот Союз оставил среди эмигрантов с Юга неблагоприятное воспоминание, и о нем говорили под несколько иронической кличкой «Протофиса». Теперь Денисову удалось сделать его на некоторое время вторым, после посольства, центром русской эмигрантской жизни. Не жалея денег, он нанял для Союза дом в самом центре Парижа против Palais Bourbon и привлек к работе в его канцелярии ряд способных лиц, обеспечив, тоже за свой счет, их существование. Несколько лет этот Союз был интеллектуальным центром антисоветской пропаганды в Париже, но понемногу интерес к нему ослабел, а когда Денисов перестал его поддерживать, то и закрылся.

В связи с этим Союзом упомяну еще про попытку создать другую аналогичную организацию, сделанную Н. П. Рябушинским. В 1906 г. я встречался с ним в эфемерной партии «Мирного Обновления», затем он выступал в Москве с пропагандой идей, близких фразе Сийеса о роли третьего сословия, но без какого-либо успеха, и теперь замыслил организовать новую экономическую организацию, в которой очень прозрачно выступало его желание стать во главе эмиграции. На устроенное им большое собрание в отель «Мажестик» собрался почти весь тогдашний русский Париж. Все свелось, однако, к довольно скучной речи самого Рябушинского (прений никаких не было), и все разошлись в недоумении, зачем это собрание понадобилось. Лично Рябушинскому оно только повредило, и никакой роли в эмиграции он в дальнейшем не играл [44] Еще в июне 1920 г. был создан Главный беженский комитет по идее Врангеля, надеявшегося через это учреждение получить кредитные деньги от иностранных правительств. Идея эта не оправдалась, и комитет оказался пятой спицей в колеснице. Состоял он из Игнатьева — председателя, члена Гос. Совета Иванова — его товарища, и профессора Яковлева, управляющего делами и единственного в нем работавшего. Человек способный, он был, однако, беспринципен и, главное, стремился всем угодить. Главной задачей себе комитет поставил трудовую помощь беженцам, но ничего крупного из этого не вышло, а в ряде случаев помощь была оказана и просто мошенникам.

В Красном Кресте конец лета прошел тихо. Ликвидировали мы оставшиеся от войны учреждения, и, как я уже говорил, старались обеспечить себе средства для дальнейшего существования. Осенью появился в Париже М. Л. Киндяков, с 1914 г. активно работавший в Красном Кресте. Кстати, припоминается мне, что свое имя Киндяковы, в мое время крупные помещики Саратовской губернии, оставили Киндяковке, усадьбе под Симбирском, в которой происходило действие «Обрыва».

Чтобы покончить с делами Красного Креста, упомяну еще, что по указанию Игнатьева нам пришлось принять участие в попытке получить деньги, секвестрованные в Англии и принадлежавшие не то «Треугольнику», не то «Проводнику». В это время в Лондоне образован был Центральный Комитет по распределению русских правительственных средств между различными благотворительными организациями. Председателем и его стал Игнатьев, а управляющим делами генерал Яковлев, профессор Военно-Инженерной Академии, способный и симпатичный человек, и мне пришлось потом по «резиновому делу» вести с ним переговоры. Намечалось, что в случае успеха Красный Крест получит 200 000 франков. Однако обосновать юридически наши претензии нам не удалось (надеялись в Лондоне, что к нам, как благотворительной организации, англичане отнесутся более снисходительно, если собственники этих сумм уступят их нам), и все разговоры кончились ничем. [45] По поводу переговоров с представителями «Треугольника» Утеманом и Гильзе фон-дер-Пальсом добавлю еще, что они предложили нам 50 000 фунтов, если мы поможем им получить 200 000 фунтов от английского правительства. Контр-валюта этой суммы была «Треугольником» внесена в уплату за обещанную им резину, не поставленную в виду большевистского переворота. В возврате этих денег англичане отказывали, ибо какие-то формальности не были соблюдены. Были по этому поводу сперва переговоры с Новицким, затем заседание под председательством Гирса, но, в конце концов, ничего из этого не вышло.

В эти месяцы мне было сделано одно предложение, познакомившее меня с миром комиссионеров. Один наш дипломат, зная, что я приехал из Дании, предложил мне через моих знакомых в ней наладить продажу там канадского угля. В это время добыча угля в странах, участвовавших в Европе в войне, еще не вернулась к норме, и канадский уголь, качеством худший, чем английский, и довольно дорогой, находил в Европе покупателей. Предложение исходило от одного из канадских представителей во Франции, который сверх своих официальных функций занимался и коммерческими операциями. Я знал, что в Дании угля за несколько месяцев до этого не хватало, и написал туда одному известному москвичу С. В. Челнокову, жившему еще там, но из всего этого ничего не вышло, ибо за это время туда подвезли уголь и лучший, и более дешевый. Все эти переговоры оказались, таким образом, безрезультатными, но познакомили меня с маленькой картинкой из широкого мира посредников, характерного для всех западных стран. Что меня поразило, это количество лиц, заинтересованных в успехе каждого такого предприятия, а равно и количество афер, которыми они занимались. Лица, с которыми я имел дело, были мелкими фигурами в комиссионерском деле, но интересно было видеть, сколько народа во Франции прирабатывает на своих услугах в разных коммерческих операциях. Когда позднее мне пришлось читать про мошенничества Стависского, успех их меня не удивил, ибо во Франции совершенно исчезло понимание недопустимости совмещения общественной работы с частными операциями, обычно в ущерб публичным интересам.