Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Политические разногласия, которые наблюдались в Париже уже с весны 1920 г., после падения Крыма значительно усилились, ибо теперь исчез тот мотив, который многих удерживал — нежелание помочь косвенно большевикам критикой белых правительств. Кроме того, к этому времени в Париже собралась группа членов Учредительного Собрания во главе с Черновым, которая проявила претензию представлять Россию, с чем, однако, подавляющее большинство эмиграции согласиться не желало. Убедившись, что в Европе ни на какую поддержку они рассчитывать не могут, эти «учредиловцы» перебрались в большинстве в Соединенные Штаты, и с тех пор об Учредительном Собрании слышно больше не было. Впрочем, узналось вскоре, что, когда в Лиге Наций по инициативе парижских организаций был поднят вопрос о назначении ею особого Haut Commissaire по делам беженцев, то Львов и Авксентьев обратились к генеральному секретарю Дреммонду, доказывая, что такой комиссар излишен при наличии в Париже представительства Земгора и Учредительного Собрания. В связи с этими разногласиями произошла попытка устранить Львова и К оот распоряжения Земгором. Инициатором этого был Хрипунов, которого поддерживал Г. Алексинский. Созвали они собрание городских и земских гласных, как до, так и послереволюционного избрания, в котором большинство оказалось противниками Львова. Последствий это собрание, однако, не имело, ибо Земгор продолжал существовать, а новая организация, которую возглавили Хрипунов и Алексеев, ничем себя не зарекомендовала, если не считать образования какого-то кредитного учреждения, которое, однако, особого доверия к себе не внушало и функционировало преимущественно на средства Воинского Союза.

В Красном Кресте этой зимой собирались сведения о местах, куда можно было бы эвакуировать беженцев. Не было, кажется, ни одной страны, о которой мы бы не собирали данных. По тем или иным мотивам большинство из них оказалось неподходящими, например, в бывшие немецкие колонии выяснилось, что ехать не стоит, не имея больших денег. Наиболее подходящими странами оказалась тогда Аргентина, о которой нам сделал доклад известный сотрудник «Нового Времени» Павловский (Яковлев), и Бразилия. О последней нам сделал сообщение наш генеральный консул в Рио Брандт, после чего я побывал у бразильского посланника в Париже. Тогда мой визит последствий, по-видимому, не имел, но через некоторое время несколько групп русских беженцев было перевезено в Бразилию на бразильский счет из Эстонии. Был поднят вопрос об образовании беженских рабочих артелей во Франции, и этим вопросом занялся Зворыкин, уже в России интересовавшийся артелями и писавший о них в газетах. В Париже он оказался собственником небольшой гостиницы в центре города, и мог отдать часть своего времени помощи беженцам, но ничего из его стараний не вышло, ибо для организации артелей требовались деньги, а их нигде достать не удалось.

В числе тех лиц, которые дали нам сведения, был и наш копенгагенский знакомый профессор Классен, незадолго перед тем побывавший в Триполи по поручению крупного астраханского рыбопромышленника (фамилию его я забыл), думавшего начать за границей новое дело. У берегов Триполи ловился в большом количестве тунец, и шла речь об его использовании. Сведения Классена не давали, однако, оснований думать о возможности направления туда большого числа беженцев, но его рассказы соблазнили лично меня, и я стал думать о нашем переезде в Триполи. Были даже получены мною визы в Италию, но в последнюю минуту я испугался, что имевшихся у меня денег будет недостаточно, чтобы устроиться в Триполи, и я от этой мысли отказался. Как потом оказалось, это решение было разумным, ибо, вообще, начинания в Триполи, не говоря о том, что требовали больших денег, в редких случаях оказались удачными. А кроме того, мы собирались ехать туда, когда там произошло большое арабское движение против итальянцев, с большим трудом подавленное, и во время которого иностранцам, конечно, делать было нечего.

Мысль о Триполи возникла у меня в связи с тем, что существование Красного Креста в Париже было необеспеченным, а во Франции то, что мне представлялось возможным найти, не давало достаточно для существования с семьей, хотя Анночка в это время, закончив уроки французской стенографии, начала служить в разных русских учреждениях. Долго она ни в одном не прослужила, ибо все они быстро закрывались, безразлично, как официальные, так и частные. Под конец она попала в Посольство секретаршей к Маклакову. Если она таким образом стала на ноги, то Марине оставалось еще несколько лет учения, а жена должна была ведать нашим общим хозяйством.

Не сразу получили мы сведения о Снежковых, которые оказались в Югославии, в Огулине. Когда мы с ними списались, то столковались, что постараемся устроиться вместе, и когда выяснилось, что мы останемся в Париже, то стали хлопотать, чтобы получить для них визы, а затем искать домик в окрестностях Парижа, ибо жить всем в гостинице, даже столь скромной, как «Отель Дагмар», нам было не по карману. Это было в первый раз, что мне пришлось хлопотать о визах, и я прибег к помощи французских знакомых. Оказался этот путь и сложным, и неприятным, ибо мало кто проявил искренней готовности помочь. Поэтому в дальнейшем я воспользовался указаниями более опытных людей, и за 20 франков, данных одному из курьеров Quai d’Orsay, получил визу без задержки. Позднее пришлось мне встретиться с тем же фактом принятия мелких взяток и при выдаче cartes d’identite [48] Удостоверение личности (фр.). . Принимали их одинаково и в Париже, и в мелких городах, хотя везде красовались надписи, что «на-чаи» не принимаются. Это было первое мое ознакомление с западной «честностью». Позднее мне пришлось убедиться, что, если внизу мелкие чиновники лишь мало отличались от наших русских, то наверху положение было во Франции гораздо хуже, чем у нас, особенно в политических кругах. [49] В конце 1924 года я хлопотал о визе для сестры Оли (живущей в Петрограде), но хотя у меня был целый ряд рекомендаций к видным лицам, я получил отказ. Наряду с этим, однако, я выяснил, что, платя в министерстве или в полицейской префектуре мелкие «на чаи» — 10–20 франков, можно получить любые визы. В дальнейшем и я шел обычно этим путем.

После неудачи с подысканием квартиры в самом Париже, я стал, повторяю, искать домик в окрестностях, по данным в агентствах адресам. Однако все, что я осмотрел, не удовлетворяло самым скромным требованиям. Уже когда мы стали приходить в уныние, жена натолкнулась на дом около станции Аньер, в предместье Курбевуа. После того, что мы видели, это была прямо находка — 7 меблированных комнат в 3-х этажах и с садиком. В доме были газ и электричество, и даже — правда, примитивное — центральное отопление. Цена была сравнительно дешевая, и мы сразу наняли этот дом. Переехали мы в него в апреле [1921], и сперва жили в нем одни, затем через месяц приехали Снежковы, позднее появилась моя теща с Даниловскими, устроился в нем и брат жены Борис с женой, а когда я передал дом Даниловскому, он стал еще сдавать одну комнату.