Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

В Париже у Шанель было в то время около 1300 работниц и 400 других служащих, и оборот дома превышал 100 000 000 франков. Надо отметить, впрочем, что чистая прибыль, по словам парижских бухгалтеров, составляла не больше 10 %, применяя, конечно, все ухищрения французского довольно своеобразного счетоводства.

Руководила домом сама Шанель, о которой шло немало разговоров. Она умела собирать вокруг себя много известных лиц и писателей, и артистов, но главную роль в ее окружении играли всегда представители международной аристократии. Одно время в русской эмиграции произвела сенсацию ее связь с великим князем Дмитрием Павловичем, которого иные за это очень осуждали. Позднее меня уверяли, впрочем, что материально великий князь от нее ничем не пользовался. Связь эту порвала Шанель, заменив Дмитрия Павловича герцогом Вестминстерским, одним из самых богатых людей Англии и владельцем, как говорили, одной четверти земли, на которой построен Лондон. Герцог не раз бывал в те годы в Каннах, где в порту стояла его яхта, переделанная из большого истребителя, проданного после войны английским правительством. На ней он подчас делал круизы по Средиземному морю, приглашая, кроме Шанель, немало других гостей. Через несколько лет Вестминстерский женился, как говорили, предупредив Шанель о своей свадьбе лишь в самую последнюю минуту. Конечно, это был сильный удар по ее самолюбию (о ее любви к нему особых разговоров не было), ибо это был в те годы единственный случай, что не она порвала свои связи.

В доме Шанель работало несколько французских аристократов и дам общества, возможно что, главным образом, для того, чтобы привлекать новых и новых клиентов из международных богатых кругов. От некоторых из них, однако, пользы не было никакой, и платили им деньги лишь за их имя. Фактически работу в доме выполняли старые сотрудники Шанель еще с первых лет ее работы. Во главе их стояла M-me Benard, бывшая раньше бухгалтером дома, а в мое время ведавшая всей хозяйственной частью. Позднее, когда начался экономический кризис, ее заменил новичок в couture по фамилии, кажется, Leclere, толковый и симпатичный человек, но долго не удержался, а после него получилось впечатление, что вообще дела дома сильно пошатнулись. Дом был ликвидирован хозяйкой, не знаю точно когда, ибо меня уже не было во Франции. В это время выдвинулись новые конкуренты, а сама Шанель, одинокая женщина, уже не нуждалась в дальнейшем увеличении своего капитала, и, вероятно, несколько устала и, понятно, что отошла от дел.

Надо сказать, что хлопот с ним, домом, у нее было, вероятно, немало. Кроме собственно couture, у нее была фабрика духов и две фабрики сукон, все хорошо шедшие до кризиса 1927 года. Духи Шанель славились тогда во всем мире, и продавались по исключительным ценам.

Отделениями Шанель заведовал, как я уже упоминал, милейший гр. С. А. Голенищев-Кутузов, которому была подчинена продавщица, фактически главное лицо во всем механизме отделения, ибо от ее уменья зависел успех всего дела. Продавщицы оплачивались обычно из процентов от продажи, и некоторые из них зарабатывали очень крупные суммы. У всех продавщиц был свой круг покупательниц, которые верили, что их продавщица, зная лучше, чем кто-либо другой, что ей, покупательнице, идет и что вообще через нее в доме отношение к заказчице будет лучше. Ничего подобного в действительности не было, но особые отношения между заказчицами и продавщицами длились часто годами, и покупательницы становились чем-то вроде собственности продавщиц. Припоминается мне случай, когда одна из продавщиц куда-то засунула свою записную книжку с адресами своих клиенток, и страшно беспокоилась, чтобы кто-нибудь другой не воспользовался ею, чтобы переманить ее клиенток. К счастью для нее книжка вскоре нашлась. Бывали случаи, что переманивали из дома в дом самих продавщиц, но по моим наблюдениям редко эти перебежчицы прибивались на иных местах.

От продавщиц требовался своеобразный талант — умение втирать очки покупательницам и, как это ни странно, во всех наблюдавшихся мне случаях этот талант ни разу не совпадал просто с умом. У продавщиц, с которыми мне пришлось работать, была, несомненно, большая практическая жилка и уменье, приобретенное годами работы, влиять на слабые стороны заказчиц, но повторяю, умом эти женщины ни в каком отношении не отличались. У продавщиц всегда было по несколько помощниц, которые всецело зависели от них и часто оплачивались ими, а не домом. Некоторые из них выдвигались в продавщицы в тех же домах, но большинство, не проявив требовавшихся от них талантов, переходили на другую работу.

В отделениях Шанель были еще особые продавщицы духов. В первые годы моей работы в доме это была очень милая женщина, но как раз неподходящая к своим обязанностям. Это была вдова известного летчика первых лет авиации Гарроса, убитого в конце 1-й войны. Прожив свое состояние, она пошла служить к Шанель, ее знакомой, но хотя культурно она стояла и выше другого персонала, мало чего стоила в деловом отношении. Вероятно, и сама она не жалела о доме, когда оставила его, выйдя вновь замуж за богатого французского аристократа с историческим именем.

Выполнение заказов лежало в отделениях на двух мастерских (только в сезон 1928–1929 г.г. в Каннах их было четыре). В каждой из них было по 25–30 работниц (в Париже число их доходило иногда до 50). Руководила мастерской premiere (по-русски закройщица), место завидное для каждой швеи. На ней лежало и распределение работы, и изготовление выкроек, и примерка платьев. Обычно усиленная работа в отделениях начиналась дней через 10 после того, что новые модели показывались в Париже. Часть этих моделей присылалась в отделение, где сразу же с них делались выкройки. Большею частью каждую модель шили все те же мастерицы, чем достигалось и ускорение, и совершенство работы. Состав мастериц мало менялся при мне. Делились они на мастериц «первых и вторых рук» и учениц, и перевод из одной категории в другую зависел от закройщицы.

Условия работы у Шанель были хорошие: помещения были светлые и сухие, рабочий день был нормально восьмичасовой, и отношения между старшим и младшим персоналом были всегда корректными. За все шесть лет моей службы у Шанель я помню только один случай разногласия между закройщицей и уволенной работницей по вопросу о заработной плате. Мне пришлось по этому поводу пойти в отдел труда, где мне посоветовали уплатить спорную плату без третейского суда. «Дом был, по-видимому, прав, — сказал мне заведующий отделом, — Но я должен вас предупредить, что обычно, дабы не обострять социальных отношений в спорных случаях мы становимся на сторону рабочего». Почти каждый сезон в отделениях бывали инспекторы труда, обходившие все помещения и расписывавшиеся в особой книге. Специальное внимание обращали они на книгу для записи иностранных служащих, особенно после того, как начался кризис и усилился контроль за иностранцами. У Шанель, впрочем, иностранцев было немного. Вообще, я должен отметить, что в отделениях Шанель законы соблюдались всегда очень строго. Только в 1928–1929 годах могу отметить превышение допускаемого законом числа сверхурочных часов работы в неделю — 12. В ту исключительную по числу заказов зиму было несколько недель, когда у отдельных работниц, заканчивавших срочные заказы, число часов доходило до 73.