Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Наконец, во всех домах видную роль играли манекены, показывавшие заказчицам новые модели. Обычно это были красивые молодые женщины, но Шанель отступила от этого правила, находя, что клиенты смотрят больше на хорошенькие личики манекенов, чем на платья, которые они показывают. Мне сравнительно редко приходилось видеть показывание моделей, и я до сих пор не уразумел премудрости его. Отмечу, однако, что новых манекенов обучали, как им надо ходить и поворачиваться. Далеко не все оказывались способными ученицами, и показывали модели плохо, почему им сразу отказывали в приеме. Красивая внешность манекенов создавала им часто будущее более или менее блестящее. На манекене с Ворта женился, например, пресловутый миллиардер Аго-Хан, глава секты измаелитов, а две русские девушки вышли замуж за князей из дома Романовых, которые, впрочем, кроме любви, ничего другого дать им не могли. Отмечу попутно, что «император» Кирилл, раздававший вообще широко разные титулы, всем женам младших Романовых дал титулы княгинь Романовских.

Служба манекенов длилась обычно очень недолго. Для них требовалась свежесть молодости и стройная легкая фигура, и как только они исчезали, манекены теряли работу. Поэтому, наиболее благоразумные из них старались заблаговременно перейти на другие занятия в той же couture, вроде, например, продавщиц. Большинство их, не успев в этом, исчезали, однако, бесследно из couture. У манекенов была вообще репутация не слишком нравственных женщин. Должен, однако, сказать, что суждения о нравственности или безнравственности женщин различных народов или профессий ни на чем не основаны. Несомненно, что на поведении их сказывается весь уклад жизни в стране, социальные ее условия и необходимость для женщины самостоятельно зарабатывать кусок хлеба, однако сказать, что в той или другой стране или профессии нравы были всегда более распущены, чем в других, совершенно невозможно. Несомненно, однако, что ухаживание за манекенами, являвшимися группами самых хорошеньких женщин, было более сильным, чем за другими, и что иные из них легко отзывались на него.

Мои функции у Шанель были скорее кассира, чем бухгалтера. Должен был я вести учет часов работы, и по субботам расплачиваться с работницами. Обычно это проходило без споров, а если они и возникали, то я не помню ни одного случая, чтобы они не улаживались к общему удовлетворению. Число рабочих часов отмечалось на аппарате, и не вызывало поэтому споров, а разные привходящие обстоятельства случались не часто. Заработную плату, а в конце месяца и жалованье персоналу, я раздавал всем в конвертах, и по проверке их служащими все заканчивалось. Оплачивал я и все другие счета, по-видимому, кроме нескольких остававшихся в ведении Парижского дома. Секретом для меня являлось, например, вознаграждение заведующего отделениями и главной продавщицы.

Ко мне поступала одна из копий книжек заказов (другая шла в Париж), и я вел на основании их карточки клиенток, на которых я обозначал и все их платежи. Все это я мог делать походя, но в разгар сезона от меня часто требовались изготовить срочно счета нескольким клиенткам сразу, а так как среди них бывали и нетерпеливые, а заказы их состояли подчас из десятков платьев, то случалось, что одна из младших продавцов по несколько раз прибегала торопить меня. Работа в эти дни бывала лихорадочная, и я могу похвастаться, что за все семь лет моей службы у Шанель я только раз ошибся в счете клиентки, да и то не по своей вине. О всех денежных операциях я ежедневно посылал выписки в Париж.

По установленному в доме порядку по мере накопления в отделении денег я сдавал их на счет Шанель в банк, но получить с него ничего не мог. Да и заведующий отделением этого права не имел, и если в отделении денег не хватало, то ему делались из Парижа особые переводы, которые заведующий затем передавал в мою кассу. Несомненно, порядок этот установился на основании горького опыта с далеко не всегда честными служащими, но не все в нем было мне понятно. Иногда ко мне поступало от клиенток по несколько сотен тысяч франков в день, однако получить из банка по чеку несколько десятков тысяч мне не доверяли. Попутно коснусь существующего мнения, что банки никогда не ошибаются. Как раз по делам Шанель, получая деньги раз из Lloyds Bank, а другой раз из Banque de France, я получил по 100 франков лишних. В Banque de France я обнаружил это на месте и вернул эти деньги, а в Lloyds Bank, только подводя дневные итоги, я нашел в них 100 франков лишних, но откуда они появились в кассе, не мог сообразить. На следующий день Кутузов был в банке, и его спросили, не получил ли я лишние деньги, но когда я на следующий день отнес им эти 100 франков, они имели скорее недовольный вид. Оказывается, у них имелась особая «черная касса», в которую поступали все излишне полученные суммы, и из которых покрывались все недостачи. Мои 100 франков и были уже покрыты из этого источника, и возврат их мною заставил делать новые записи и перечисления.

Понемногу приглядевшись ко мне, на меня стали возлагать и другие поручения, которые первоначально выполнялись Кутузовым и которые после его ухода в Париж некому было исполнять, но это только обозначало большее ко мне доверие, но работу мою не изменило. Коснусь еще вопроса о честности служащих. Во Франции в то время система комиссионных функционировала всюду. Еще когда я только приехал в Париж, один из наших дипломатов рассказал мне, что когда он нашел слишком высоким счет своего дантиста, то тот, возражая против этого, указал ему, между прочим, что он должен уплатить комиссию портному дипломата, которым он был ему рекомендован. Комиссии формально были нелегальны, но фактически уплачивались всюду. Пришлось и мне встретиться с этим явлением, ибо мне два раза были предложены 10 % со счетов, которые я оплатил. Предложения эти были мне даже непонятны, ибо, кроме этой оплаты, я никакого отношения к этим заказам не имел.

Кстати, расскажу курьезный факт о Каннском муниципалитете, рисующий, как далеко среди местных гласных уклонилось представление о допустимом даже от нормального французского. Совершенно случайно услышал я, что один из гласных, мало бывавший в заседаниях, был удивлен, получив от другого гласного — аптекаря, что-то около 1000 франков, причитавшихся на его долю из комиссионных по различным подрядам, одобренным муниципалитетом. Эти комиссионные вносились подрядчиками аптекарю и им распределялись между большинства гласных.

Возвращаюсь вновь к Шанель. Служба моя в доме была, в общем, не тяжелой, и скорее приятной. Между женским персоналом магазина и мастерских шла постоянная грызня и взаимное подкапывание, но я стоял в стороне от них, и, кроме того, улаживание этих ссор составляло обязанность Кутузова, справлявшегося с этими функциями прекрасно.