Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Чтобы не возвращаться вновь к наследственным делам, расскажу здесь про все мои сношения с американскими судами. Я знаю, что обычно в рассказах о злоупотреблениях власти многое преувеличено, если не прямо выдумано, однако два случая заставляют меня сомневаться в порядочности и беспристрастности даже нью-йоркских судебных деятелей. В ликвидации дел Фокса спорных юридических вопросов не было, и она шла, хотя и медленно, но без особых споров. Отказалось, однако, платить полностью страховую сумму большое общество, где Фокс был застрахован. По условиям страховки, в случае, если смерть от несчастного случая произойдет в общественном экипаже, то страховая сумма удваивается. По судебной американской практике taxis были признаны такими общественными экипажами, однако в случае Фокса страховое общество отказалось платить вдвойне, так как автомобиль был им вызван не с улицы, где их не было, а из гаража. Возник процесс, и на суде адвокат общества предложил мировую с уплатой 7/8, а не половины двойной суммы, что я и принял, чтобы не затягивать процесса, а следовательно и моего пребывания в Америке.

Таким образом, процесс протек без компликаций, но во время его Финкельштейн и сообщил мне, что страховое общество возбудило вопрос о передаче дела в суд присяжных. В Соединенных Штатах, оказывается, даже по гражданским делам возможно по просьбе одной из сторон привлечение присяжных. На мой вопрос, какое это имеет значение, я получил ответ, что ввиду безработицы в присяжные стараются попасть наиболее нуждающиеся элементы (им выплачивалось за это 4 доллара суточных) и что страховое общество, очевидно, рассчитывает, что подкупить таких присяжных будет стоить не дорого. «Впрочем, не беспокойтесь, — было мне сказано. — Мы будем протестовать, и влияние Беркана в Таммани столь велико, что судья в привлечении присяжных, конечно, откажет». В конце концов, об этом и не попросили.

Другой казус, или вернее скандал, произошел на годичном обеде нью-йоркских юристов. Издатель судебной газеты города произнес на нем речь, с которой заявил, что треть судей Нью-Йорка и половину их секретарей берут взятки. На следующий день это утверждение было воспроизведено под большими заголовками во всех газетах, но еще через день было дано объяснение, что автор этой фразы был пьян, когда сказал ее, и не помнит, что говорил. Какому заявлению верить, для всех, конечно, ясно.

Кроме процесса со страховым обществом шел еще другой — об утверждении духовного завещания Фокса в пользу Анночки. Это завещание было составлено им на пароходе, когда они плыли в Европу в 1927 году, и свидетелями подписались пароходные служащие. Они были опрошены, и подтвердили, что подписали завещание, но не могли, как этого требует американский закон, припомнить его содержание. Поэтому суд и не утвердил завещание, что, впрочем, для меня значения не имело.

В связи с ликвидацией наследства мне пришлось познакомиться с меховой торговлей в Нью-Йорке. Дома, занимающиеся ею, были сконцентрированы между Бродвеем и Вест-Ривером, в нескольких улицах около 40-х и 50-х улиц. Мне пришлось для ликвидации одного из дел Фокса обратиться к его контрагенту по этому делу Эттингону, очень культурному москвичу, после революции переселившемуся в Соединенные Штаты. Для него это дело было ничтожным, и мы его решили в 5 минут: да и весь-то вопрос был в том, что внезапность смерти Фокса не позволила выполнить сделку, а за это время цена на меха упала, и надо было только оформить новое соглашение. Побывал я тогда в громадных складах для мехов, чтобы получить шубы Анночки: воздух поддерживался в них на очень низкой температуре, чтобы предупредить размножение вредителей. Более сложным делом оказалась отправка вещей Анночки в Европу. Как это часто бывает, трудность представилась в мелочах, тогда как все, казалось бы, наиболее сложное сделалось само собой. Впервые пришлось мне тут познакомиться с общеамериканской системой засвидетельствования подписей у нотариуса, обратившуюся в большинстве случаев в бессмысленную формальность. Во французском консульстве меня послали выполнить ее у их нотариуса в том же здании, что мне и сделали, едва посмотрев мои документы.

Суть дела только в получении за это доллара, и, кроме потери времени для «деловых» американцев, никакого значения ни для кого не имела. Ставлю «деловых» в кавычки, ибо много я слышал и слышу посейчас про какую-то особую деловитость американцев, которой должны подражать европейцы. В действительности ничего особенного я в Нью-Йорке не заметил в этом отношении. Что в Нью-Йорке нет открытых кафе, как на парижских бульварах — это верно, и в первый момент может показаться, что во Франции гораздо больше бездельников, чем в Соединенных Штатах, но забывают, что на парижских бульварах добрые две трети публики иностранцы, специально приезжающие, чтобы развлечься и отдохнуть. Не заметил я и особой культурности американцев, что и понятно, ибо громадная масса переселенцев из Европы, часто преуспевающих в денежных ценах, далеко не являются людьми, высоко стоящими в культурном отношении.

Часть вещей Анночки я оставил ее малоимущим русским знакомым, в то время бедствовавшим от безработицы — перевозка их в Канны не окупилась бы, и ни в каком отношении эти вещи воспоминания об Анночке не представляли. В связи с этим познакомился я с общим положением тогда дел в стране. Оно уже несколько улучшилось за предшествующие полгода, благодаря решительным мероприятиям Рузвельта, против которых капиталистические круги не могли тогда протестовать, ибо были напуганы кризисом не меньше всех остальных. Поэтому так называемый «New Deal» [83] Новый курс. президента был в полном разгаре, и никаких обвинений в социализме не вызывал: только когда благодаря ему положение значительно улучшилось, стали утверждать, что он затрудняет частную инициативу и внушен социалистическими взглядами его руководителей. Однако осенью 1933 года про то еще не кричали, и основным был вопрос — как занять 10 миллионов безработных.

В центре города их обычно видно не было, но в те дни, когда вьюга наметала на улицах сугробы, останавливавшие на них всякое движение, появлялись десятки тысяч этих безработных. Среди них нередко приходилось мне видеть и людей в котелках и белых крахмальных воротничках, очевидно к физическому труду мало приспособленных. Если не ошибаюсь, город им платил поденно 4 доллара, но так как желающих работать было гораздо больше, чем нужно было поденщиков, то и тут было обнаружено мошенничество: брали только тех, кто соглашался часть этой платы отдавать занимающим их. Кстати, отмечу еще, что по общим утверждениям часть вещей Фоксов пропала из их квартиры в первые два дня до запечатывания ее судом. Воровство процветало в Соединенных Штатах всюду.