Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Характерно для американских нравов, что уже у 12–13-летних детей появлялись boy- и gerl-frends. Мне пришлось слышать телефонные разговоры этих детей, которые их родители слушали благодушно, находя их вполне нормальными. Ханжества во мне никогда не было, но слишком раннее развитие полового чувства я отнюдь не считаю полезным, да и вообще американское чрезмерное внимание, ему посвящаемое, ничего, кроме удивления, у меня не вызывает. Их преклонение перед sex-appeal [85] Сексуальная привлекательность. , во всяком случае, является не шагом вперед по пути прогресса, но скорее назад, приближением к обезьяне с ее неограниченным сладострастием.

Возвращусь к наследственным делам. В составе имущества Фокса оказался и дом в Сан-Франциско, ставший его собственностью совершенно случайно. По приезде в Соединенные Штаты он занялся в Калифорнии сельским хозяйством, и купил там ферму. Не знаю почему, однако он вскоре бросил ее и поручил приятелю продать ее. Этот оказался, однако, человеком непрактичным, и, не находя покупателя на наличные, обменял ее на дом, притом заложенный, с которым Фоксу, особенно в виду наступления кризиса, развязаться так и не удалось.

По поводу этого дела мне пришлось говорить про фермы, которых в 1933 году продавалась масса и за гроши. На них проявлялась та же специализация, что и во всем остальном в Соединенных Штатах. Например, рассказывали мне про фермы, посвященные культуре злаков, в которых вокруг построек валялись коробки от консервированного молока, ибо на них совершенно не было скота. Молочные фермы были выгодны только большие, дававшие возможность оплачивать регулярный ветеринарный надзор, дабы убивать своевременно туберкулезных коров: иначе был риск, что правительственный ветеринар, обнаружив больное животное, потребует убоя всего скота. Велось хозяйство очень интенсивно, но и эксплуататорски: в результате по всей стране, и особенно в центре ее, наблюдается эрозия и распространение песков, несмотря на то, что и с тем и с другим теперь ведется борьба. Весна 1934 года была сухая и ветряная, и наблюдалось исключительное явление: ветрами до самого Нью-Йорка нанесло сильный красный туман. Припомнилась мне Закаспийская область, где, впрочем, эти туманы бывают более густы и где у них более желтый оттенок. В период кризиса все фермы безразлично продавались за гроши, и те, кто не побоялся тогда вложить в землю деньги, сделали на этом блестящие дела.

Возвращаюсь к характеристике американской жизни, как она мне представилась. Наиболее отрицательной стороной ее являлось отношение всех к общественному карману. Я уже 13 лет живу в Южной Америке, где политические нравы носят часто прямо анекдотический характер, но и они не стерли у меня воспоминаний о бесчестности североамериканцев. Их злоупотребления редко становятся предметом судебного разбирательства, а если это и случается, то оздоровляющего влияния на нравы не оказывает. 20 лет тому назад покончил с собой президент Гардинг после разоблачения злоупотреблений его министров по сдаче в аренду казенных нефтяных земель. Эти два министра были потом осуждены, но власть еще шесть лет оставалась в руках тех же республиканцев, и перешла к демократам только когда разыгрался экономический кризис, с которым республиканцы оказались не в состоянии справиться. Рузвельт был лично честным человеком, но отношение его к злоупотреблениям его сотрудников по партии было все-таки гораздо снисходительнее, чем в худших странах Европы. Наконец, характерно, что при Трумэне, в похвалу ему, указывалось на его верность друзьям, и, в частности, на его отношение к его прежнему «боссу» Пендергасту, выдвинувшему его вперед.

Пендергаст и несколько его сотрудников были осуждены за денежные злоупотребления, но Трумэн никогда от них не отрекся, и даже больше, когда он стал президентом, все было сделано, чтобы найти формально законные способы для сокращения срока их заключения. Когда производилось выяснение причин резкого повышения цен на сельскохозяйственные продукты, то в числе лиц, занимавшихся биржевой игрой на них, оказался и личный врач Трумэна. Наконец, при выяснении лиц, к которым обращались для получения казенных заказов агенты фирм, специально работающие для этого при вашингтонских учреждениях, в первую голову был указан личный адъютант президента и его друг генерал Воген, причем президент единственное, что нашел возможным сделать — это просить журналистов оставить Вогена в покое. Обвинения против Вогена осветили один из преступных пунктов публичной жизни Соединенных Штатов — деятельность так называемых лоббистов (от слова lobby — передняя). Это профессия настолько узаконенная в Вашингтоне, что поднимался вопрос о ее регламентировании и что переход из нее сразу на высокие официальные должности не представляется странным. Так выдвинулся, например, еще один друг Трумэна — Аллен.

Для получения заказов или тех или иных льгот эти посредники выплачивают обычно комиссию официальным лицам в размере 5 %, откуда и название «пятипроцентников» (как таковой обвинялся и Воген). Какая создается при этом обстановка, дал процесс одной сравнительно небольшой фирмы Garson. Во время вой ны фабриковала она какие-то гранаты, которые преждевременно рвались. Процесс возник, однако, не из-за этого, а потому, что фирма эта поддерживалась долголетним председателем комиссии обороны Палаты депутатов (кажется Мерреем) и далеко не бескорыстно, чем и воспользовались его политические противники, чтобы, изобличив его, сломать ему шею. В этом процессе было установлено два факта, на которые особого внимания обращено не было, но очень характерные вообще для политических нравов страны. Сын одного из владельцев фабрики, пройдя ускоренные курсы, был назначен командиром батареи во Францию. Получив приказ выйти на позицию и открыть огонь, он отказался его исполнить, как неразумный, за что и был отдан под суд и осужден. Однако покровитель фирмы депутат Меррей написал Эйзенхауэру, и дело было прекращено.

Другая деталь иллюстрирует дух товарищества среди американских офицеров: когда возник процесс этой фирмы, в журналах появились фотографии пиршества у хозяев этой фирмы и, между прочим, на одной из них был снят начальник одного из влиятельных отделов военного министерства, от которого зависят заказы фирме. Он был снят с сидящей у него на коленях хорошенькой дочкой хозяина фирмы. Фотография эта была продана журналу за хорошую сумму одним из гостей, тоже офицером и товарищем сына хозяина. Года через два этот генерал вновь попал в печать в числе других «пятипроцентников», и так как в это время истекал предельный срок его службы, то он только не был оставлен на дополнительный срок, причем, однако, вопрос о суде над ним, по-видимому, даже не поднимался.