Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Апрель-май у нас прошли без событий. Жорж расстался в это время с французским классом, ибо в нем надо было изучать латынь в пределах ему абсолютно не нужных, а Марина и Ника в середине мая уехали на 3 недели в Pogos de Caldos.

Событием дня в это время были военные происшествия. Для всех в Бразилии была непонятна французская бездеятельность, которую, как потом мы узнали, сами французы зло окрестили drôle de guerre (странная война). Около Нового Года мне передали слова одного, только что приехавшего поляка, который рассказал, что есть две Франции — одна Франция Даладье, которая стоит за войну, и другая, к которой принадлежат народные массы и которые не желают драться. Тогда не верилось в это, но скоро нам пришлось убедиться в том, что действительность была близка к этому.

Только через полгода после разгрома Польши вновь возобновились военные действия и опять по инициативе Германии нападением на Данию и Норвегию. Что обе эти страны не могут оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления немцам, не являлось секретом, но что союзники не смогут как-нибудь серьезно помочь Норвегии и, главное, что действия английского флота окажутся такими неудачными, явилось для всех полным сюрпризом. Тем не менее, все верили в силу французской армии и в то, что за 6 месяцев войны Франция сумеет построить продолжение линии Мажино до моря, ибо о работах на этом участке фронта говорили довольно часто. Поэтому, когда немецкие армии вторглись в Голландию и Бельгию, и их авиация разрушила Роттердам и прервала тыловые сообщения, то одна телеграмма, что французские армии тоже вступили в Бельгию и идут навстречу немцам, позволила надеяться, что немцам будет дан серьезный отпор. Однако и тут действительность была полным разочарованием для всех, кто не восторгался Гитлером и Муссолини.

В течение месяца со дня вторжения в Бельгию до вступления немцев в Париж ни один план союзников не оправдался, и одна неудача следовала за другой. Были доблестные со стороны французов бои отдельных частей, но в общем операции развивались так, как их намечали немцы, и возможно, что даже более для них удачно, чем они сами этого ожидали. Печальное впечатление производили в эти месяцы — даже еще до наступления катастрофы — французские политики, в самые трагические минуты оказавшиеся неспособными забыть свои мелкие партийные дрязги. Однако, что было совершенно непонятным — это то, что во французской армии не оказалось ни одного крупного военного, и, в частности, ни одного человека с сильной волей. В последние недели стали говорить о генерале де Голле, уже за несколько лет до войны тщетно настаивавшем на умножении числа танковых частей, которые сыграли такую роль в течение всей 2-ой войны, но в крупных военных операциях ему не пришлось себя проявить. Возлагались надежды на генерала Жиро, но он попал в плен немцам со всем своим штабом. Когда были потеряны все надежды на Гамелена, его заменили Вейганом, но и этот ничего не смог уже сделать, да и то, что он попытался сделать, не свидетельствовало о его крупных военных дарованиях.

После этого разгрома, когда все, что оставалось сколько-нибудь боеспособным, сосредоточилось в юго-западной части страны (юго-восточную заняли итальянцы, объявившие Франции вой ну в последнюю минуту), и когда выяснилось, что армия доживает последние дни, политический разброд не прекратился и закончился капитуляцией и военной, и политической. Во главе правительства был поставлен Петэн, и по годам, и по всему своему умственному складу неподходящий для этого поста и вообще, и в особенности в такое время. В возможность продолжения борьбы он не верил и запретил продолжение ее в Африке, а те, кто собирался туда отправляться из видных политиков, были задержаны и кое-кто из них был позднее убит. На этом война на континенте временно закончилась, и Англия осталась почти на год единственным противником Гитлера, притом, в сущности, без армии и с очень слабой авиацией. Кто знает, если бы Гитлер начал налеты против Лондона и английских портов сряду после капитуляции Франции, а не через почти 3 месяца, в начале сентября, выдержала ли бы тогда Англия? За это время она смогла увеличить число своих авионов, создать несколько дивизий и, главное, оправиться морально после Дюнкирхена. У Черчилля есть интересные страницы о том, что Англия была и в сентябре близка к гибели, но Гитлер не учел этого и потерял наиболее благоприятный момент, чтобы раздавить своего самого серьезного тогда врага. Впрочем, в тот момент и мы все, далекие зрители происходящего в Европе, не понимали всей важности того или иного решения немецкого командования для судьбы всего мира.

Поволновавшись и понегодовав по поводу этих событий, мы в конце июня поехали на неделю в Сан-Висенте (еще раньше, в начале декабря мы туда поехали на пять дней, но неудачно, так как это был период исключительной духоты, когда даже по ночам трудно было дышать). Волновались мы за судьбу наших близких во Франции и в Англии, но только значительно позднее узнали мы о них. Впрочем, мы знали, что Алик пошел на войну, как лейтенант резерва в танковой дивизии, командуя пулеметной командой, и что пасынок Ади — Пашков, был призван рядовым. Уже много позднее получили мы Адино письмо, написанное им накануне выезда его и Фанни из Парижа, но куда, мы не знали. Писал он, что на минутку забежал к ним в этот день Алик, проходивший через Париж с остатками своего полка, геройски дравшегося и разгромленного в боях во Фландрии. Остатки эти, кажется под командой Алика, отводились в тыл для переформирования, и вновь приняли участие в боях на Луаре. Алик командовал тогда уже эскадроном и был ранен в голову, так что пришлось его трепанировать. Это было в тот момент всё, что мы узнали о близких, и, кажется, только в 1944 г. мы вновь получили вести о них.

О Юше мы имели сведения через Варю Мекк и знали, что он с женой провел эти годы в Кембридже, но чем они там занимались и чем жили, не знали. О сестрах наших тоже сведений у нас не было.

В Бразилии жизнь текла пока без перемен, но и без событий. Осенью 1938 г. и летом 1940 были устроены в Сан-Пауло сельскохозяйственная и промышленная выставки. На первой из них можно было полюбоваться действительно великолепными образчиками рогатого скота, на промышленной же ясно было, насколько Бразилия экономически еще далеко отстоит от промышленных стран. Обе эти выставки были устроены в Parque de Agua Branca, где были повторены и в следующие годы, но за последние что-то о них больше не слышно.

Еще до войны из Франции была отправлена в Южную Америку в целях пропаганды коллекция картин из государственных музеев. В сентябре 1940 г. она добралась и до Сан-Пауло, где имела большой успех. Были в ней картины 19-го и 20-го веков, причем последние преобладали, давая быть может и не вполне точное представление о преобладающих ныне течениях во французской современной живописи.