Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Начало 1946 г. было у меня временем самых неожиданных посещений, относительно некоторых из которых я даже не знаю, какая была их цель. Сперва явился ко мне здешний глава бельгийских монархистов, пытаясь убедить в правоте короля Леопольда, о котором я поместил статью, относясь к нему отрицательно. Затем приехал ко мне Ян Батя, глава известной чешской сапожной фирмы вместе с женой и бывшим чешским консулом в Сан-Пауло — Резным, теперь служившим у него. Оказывается, на основании моих статей они составили себе представление, что у меня имеются какие-то особые источники осведомления, и он приехал, чтобы узнать, может ли он надеяться получить обратно свои фабрики в Чехословакии. Конечно, пришлось разубедить его в первом и огорчить отрицательным ответом во втором. Затем появился интервьюировать меня армянин Базарьян, работавший у нас в Комитете. Позднее он стал издавать в Сан-Пауло армянскую газетку «Арарат» просоветского направления, которая продолжала выходить еще недавно. Ее секретарь позже привлекался к суду, но был оправдан, а затем был выслан. Сам Базарьян в это время уже выехал из Бразилии.

Наконец, последним из навестивших меня в эти месяцы, был немец Бентон, представитель серьезного антигитлеровского журнала «Deutsche Revue», издававшегося в Чили. Я поместил в «Estado» несколько статей о Германии, критикуя взгляды Моргентау и Ванзитарта и предположения о возможности перевоспитания немецкого народа. Эти статьи дали им идею, что я смогу стать их сотрудником, о чем Бентон и приехал говорить со мной, но я очень определенно отказался. В заключение отмечу еще забавное посещение меня молоденькой француженкой, приехавшей с папашей осведомиться, что необходимо, дабы стать хорошим журналистом, карьера которого ей очень улыбалась. Увы, я никогда об этом не думал, и мог ей ответить только, что если мои статьи ценят, то вероятно благодаря моему долгому жизненному опыту и проживанию в разных странах, позволяющему мне судить о событиях не только по телеграфным известиям. Мог я ей посоветовать только побольше изучать историю и географию, знания которых очень хромают у большинства современных, даже крупных журналистов.

Работа Комитета в 1945 и 1946 гг. шла без перемен. Устраивались разные собрания, например, в годовщину мира. В русской группе я сделал доклад о славянском объединительном движении; не думал я тогда, что всего через два года на пути к нему встретится препятствие в виде конфликта между Коминформом и Тито, несомненно глупого и указывающего только на отсутствие гибкости с обеих сторон. В мае, наконец, скромно отпраздновали годовщину сдачи Германии.

В апреле этого года и следующих мне пришлось проходить через скучную процедуру получения свидетельства о несудимости для представления его военным властям. Значительную часть своих изделий «Новекс» никелировал, а при этом употребляется какой-то препарат, могущий быть употребленным и для фабрикации какого-то взрывчатого вещества. Поэтому ежегодно надо было «Новексу» получать особое разрешение на применение этого вещества, а для этого представлять в отдел «взрывчатых веществ» штаба округа список всех пайщиков дела с удостоверениями о несудимости. В то время как в России и Франции это была пустяшная процедура, здесь было необходимо терять на нее несколько часов, ожидая очереди, и проходить через новое снимание оттисков пальцев.

В июне «Estado» вернулось от правительственной дирекции к Мескита, и в редакционном зале вновь стал сидеть Ваз. Но вскоре рядом с ним появился новый главный редактор Паула Дуарте, а Ваз понемногу сошел на нет. Дуарте, несколько лет проведший во Франции на положении политического эмигранта, был человек культурный, но далеко не искренний, многое обещавший, но почти ничего не исполняющий. Число моих статей в «Estado» стало сокращаться то под одним, то под другим мотивом, и обещанных мне 3 статьи в неделю они часто не печатали; то якобы не хватало бумаги, то приходило слишком много статей из Европы, и мои напоминания эффекта не производили. Направление газеты первоначально не изменилось, но по мере расхождения между Россией и Соединенными Штатами редакция все больше становилась на сторону этих последних, и мне стало определенно невозможным допускать какую-либо их критику.

В июле 1946 г. я попытался сложить с себя обязанности председателя Русского Комитета, мотивируя это моим здоровьем и годами, но тогда мне это не удалось, главным образом из-за того, что не было никого, чтобы меня заменить на длительный срок. В это же время в Рио приехало советское посольство во главе с послом Сурицем; туда отправилась переговорить с ним особая делегация от Комитета, которая привезла нам обещание Сурица приехать вскоре в Сан-Пауло. Однако, за полтора года пребывания в Рио не только Суриц, но никто другой из членов посольства так в Сан-Пауло не побывал. Это объяснялось тем, что, несмотря на официально нормальные отношения, к посольству относились враждебно.

Уже при приезде Сурица, его спустили с парохода так, чтобы избежать народных манифестации в его пользу; позднее его поездка в Сан-Пауло все откладывалась и, в конце концов, так и не состоялась, все ввиду того же отношения властей. Избежать манифестаций здесь было невозможно, а Суриц знал, что из этого могут возникнуть дипломатические осложнения. Надо сказать, что он и вообще весь персонал посольства держали себя очень осторожно, чтобы не быть обвиненными во вмешательство в Бразильские дела. Вспоминая этот период, я абсолютно ничего не могу припомнить, что могло бы позволить обвинить посольство в чем-либо подобном. Могу зато отметить, что когда приехал в Сан-Пауло посланник Югославии, то очень демонстративно губернатор игнорировал его приезд и не пригласил его к себе обедать, тогда как раньше и позднее это делалось в отношении представителей всех самых ничтожных стран.

В июне получили мы сведения о скором приходе в Сантос парохода «Баку» и решили воспользоваться этим, чтобы отправить с ним в Россию изготовленные Комитетом вещи. В то время еженедельно представительницы всех национальных комитетов собирались под эгидой Бразильского Красного Креста в назначенные для них дни в помещении его «костуры» (отдела шитья) и здесь шили вещи для своих стран. 15–20 дам собиралось и от нашего Комитета под руководством Марины, и здесь же происходила укладка и отправка вещей. Бразильский Красный Крест контролировал эти отправки, наблюдая за тем, чтобы с вещами не посылалось какой-нибудь пропаганды или писем. С нами на этой почве недоразумений не было, но как-то полиция остановила партию ящиков, отправленных Югославским Комитетом, и вскрыли их, дабы проверить, нет ли в них чего-нибудь запрещенного; ничего подобного, конечно, не нашлось, а потом Бразильский Красный Крест, которому это тоже было неприятно, объяснил это доносом, полученным полицией и оказавшимся ложным.