Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Немцы никого не отталкивали, и я думаю, что если бы это зависело от них одних, они и начали бы антисоветскую войну, но в тот момент они были под строгим контролем западных держав, и вскоре, наоборот, начали сближаться с большевиками. В это время, впрочем, все это еще не вполне выяснилось, и даже Гучков, которого я встретил в Берлине сильно постаревшим и гораздо менее энергичным, чем ранее, еще не бросил своих попыток убедить англичан и французов разрешить немцам начать крестовый поход против коммунизма. В итоге надо сказать, что в этот момент идея интервенции в России уже себя пережила, и, кроме Крыма, сами белые ничего противопоставить красным не могли.

Коснусь здесь образовывавшейся в Польше группировки, получившей вскоре название 3-й Русской армии под командой генерала Пермикина. Сформирование ее оказалось возможным благодаря дружеским отношениям, установившимся между Савинковым и Пилсудским во времена их подпольной деятельности. Армия эта, очень малочисленная, была сформирована, главным образом, из офицеров, пробравшихся из Эстонии после поражения армии Юденича, и из отряда генерала Бредова, перешедшего в Румынию после разгрома белых на Украине, разоруженных и маленьких группочек, пробиравшихся в Польшу. В 1920 г. после заключения Рижского договора дальнейшее существование 3-й армии в Польше стало невозможным. Ей приходилось или разоружиться или начать самостоятельно бороться против большевиков. Она предпочла последнее и перешла в пределы России. После нескольких стычек выяснилось, однако, что ни на чью поддержку здесь она рассчитывать не может, и она вернулась в Польшу, где и была разоружена. Этим отходом закончилась антикоммунистическая борьба на Западе.

Поздней осенью армии Деникина подходили к Туле, но не оказались в состоянии продвинуться дальше и стали, наоборот, быстро откатываться назад. Задержаться им уже не удалось нигде, и вскоре в руках красных оказался весь юг России, за исключением Крыма. Сюда Деникин переправил остатки своей армии, насколько можно судить, совершенно дезорганизованные и деморализованные. Эвакуация из Новороссийска совершалась хаотически и никто, в сущности, не знал, на что люди идут. Позднее брат Адам рассказывал мне, что в один прекрасный день его вызвали в штаб Кутепова, чтобы узнать о положении в Тамани, где он был незадолго до того. Корпус Кутепова получил приказание идти в Тамань и оттуда переправиться в Крым, пользуясь местными средствами. Брат мог лишь указать, что никаких судов в Тамани не было, и тогда корпус пошел в Новороссийск. В эту эвакуацию из Новороссийска выехала в Константинополь жена брата с детьми, а сестра моей жены Снежкова с мужем, незадолго перед тем перенесшим сыпной тиф, выбралась в Болгарию. Туда была направлена Московская Никольская община Красного Креста, о председательнице которой, Еремеевой, я уже говорил. Эта довольно сомнительная особа, устроив эвакуацию своей Общины в Варну, зачисляла в нее за хорошую плату всех желающих и в числе их оказались Снежковы. В Болгарии Снежков недолго работал в Общине по хозяйственной части и потом не раз рассказывал про ловкость Еремеевой, а также и про ее своеобразное отношение к общественным деньгам.

Не помню, говорил ли я, что брату Адаму в Новороссийске пришлось заняться эвакуацией Гвардейского кавалерийского полка, что ему и удалось, посадив полк, несмотря на возражения членов Деникинского правительства, на пароход, на котором это правительство эвакуировалось; за это он был приказом Деникина отдан под суд, который, однако, никогда не состоялся. Коснусь здесь кстати Деникина. Лично я его никогда не видал, и сужу о нем лишь по чужим отзывам, довольно, впрочем, многочисленным. Человек он был, несомненно, вполне порядочный и уравновешенный, хороший военный и вообще культурный человек, но для возглавления правительства в столь бурные времена, по-видимому, недостаточно волевой. В те времена в белом лагере большинство активных элементов принадлежало к крайним правым элементам, мало разбирающимся в социально-политических вопросах и действующих под влиянием скорее инстинктов, чем рассудка.

Гучков был для них автором приказа № 1, и это сделало его активное участие в антибольшевистской борьбе невозможным. На севере глава Архангельского правительства Чайковский, народный социалист, был арестован капитаном 2-го ранга Чаплиным. [36] Весь инцидент со смещением правительства Чайковского капитаном 2-го ранга Чаплиным носил и крайне глупый, и некрасивый характер. Глупый, ибо было произведено оно, когда уже выяснилось, что всего несколько дней оставалось до прихода большевиков, а некрасивый — в связи с оставлением на брошенном в Белом море без угля пароходе д-ра Соколова, наиболее энергичного члена правительства Чайковского. Соколов, эсер, был якобы секретарем Керенского и был bête noire (худшим образцом) крайних правых; оставление его в море, когда уже приближались советские пароходы, в тот момент считалось равносильным преданию смерти, но Чаплин на это пошел спокойно. Говорили тогда, что некрасивой была и роль ген. Миллера в этом казусе, ибо он не рискнул активно заступиться за Соколова. В Сибири Колчак, плохо разбиравшийся в гражданских делах, не смог или не пожелал должным образом реагировать на Омские избиения, устроенные крайними правыми. Несомненно, несмотря на свою личную храбрость, Колчак сильной волей не обладал. Также и Деникин, все время не решался принять какие либо социальные меры, которыми только и можно было привлечь к белым симпатии масс, ибо знал, что встретит в этом оппозицию своего окружения. Все время его правительство действовало так, как будто революции в России не было, и Деникин не решался настоять на оживлении этого правительства. Возможно, впрочем, что он и не мог действовать иначе, если вспомним убийства кубанского казачьего вожака Рябовола и позднее, уже в Константинополе, бывшего начальника штаба армии генерала Романовского, которого в правых кругах не любили за его «социализм».

Как бы то ни было, ко времени отхода в Крым авторитет Деникина стоял в армии низко, и не приходится удивляться, что вскоре после прибытия туда он был вынужден созвать военный совет, единогласно высказывавшийся за его замену генералом Врангелем, в пользу которого говорило то, что он упорно настаивал на движении всеми силами на Царицын на соединение с Колчаком, тогда как Деникин предпочел неудавшееся движение на Москву. Врангель был вызван из Константинополя, куда его выслал незадолго до того Деникин, теперь сам отправившийся туда.

Первым делом Врангеля было привести армию в порядок, что он поручил Кутепову, которому это быстро удалось, но с применением самых жестоких мер. Брат мой через несколько дней после высадки в Крыму заболел сыпным тифом и после этого уже не смог вернуться в строй, работая в службе связи штаба Врангеля, но о деятельности Кутепова привел мне характерную фразу Врангеля: «Кутепов скоро совсем разорит нас: столько требует веревок (для повешений)». Одновременно с устроением армии Врангель обновил и правительство, которому, впрочем, мало что пришлось делать, ибо район его действия не выходил все время за пределы Таврической губернии. Однако был издан аграрный закон, указывавший, что хотя бы в этом отношении можно ожидать от него более прогрессивных мероприятий. Положение белых в Крыму было, однако, во всех отношениях печальным, не говоря уже о военном. Не было никаких запасов, не было продовольствия, и главное не было денег. Первое движение за пределы Крыма и было продиктовано необходимостью захватить в северной Таврии имевшиеся там крупные запасы хлеба, что армии и удалось. Однако использовать эти запасы, чтобы продажей их получить столь необходимую валюту, не удалось, ибо не нашлось пароходов для вывоза их за границу.