Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Кстати отмечу, что эти годы были эпохой усиленной борьбы с различными злоупотреблениями путем назначения особых «сенаторских» ревизий. Во главе их стоял кто-либо из сенаторов, и при нем работали группы молодежи, обычно горячей и очень строгой ко всякой нечестности. Наиболее известным среди этих сенаторов был Гарин, разоблачивший много злоупотреблений в интендантстве и московской полиции; именно им и был отдан под суд Рейнбот. Были, однако, и случаи, что он отдавал кое-кого под суд без достаточных оснований (в этом больше всего винили главного его помощника, обер-секретаря Сената Хлебникова), но я думаю, что в этом он был отчасти прав. Уже я и тогда считал, да и считаю и теперь, что при наличии тех или иных подозрений лучше передать дело судебным властям, чем удалить просто человека от должности и дать ему в дальнейшем возможность вновь злоупотреблять. В сенаторских ревизиях принимали участие много причисленных к сенатской канцелярии, а позднее ставших общественными деятелями. Например, в ревизии Палена в Туркестане принимали участие мои сотоварищи по 4-й Гос. Думе Васильчиков и Капнист 2-й.

В марте (1907 г.) происходили выборы во 2-ю Гос. Думу. В Старой Руссе они вызвали значительно меньший интерес, чем в 1-ю Думу; я вновь прошел в выборщики без всяких затруднений, зато мечта попасть в члены Думы вновь не оправдалась. Из всех выборов в Думы эти были наиболее странными, чтобы не сказать больше. В числе выборщиков от Боровичского уезда оказался Л. В. Половцов, будущий член 3-й Гос. Думы; он привез с собой двух правых студентов, на которых возложил переговоры с крестьянскими выборщиками. Свелись они к спаиванию части из них и соблазну местом члена Думы. Спаивание происходило в одной из новгородских гостиниц, и не знаю, кто больше напивался — выборщики или студент Тимофеев, который оказался большим дураком. Выборщики оказались разделенными на две почти равные группы: в левой находилось большинство крестьянских выборщиков, из коих только старорусские примкнули к правой. Левая группа провела одного своего кандидата — С. Д. Измайлова (позднее осужденного по делу соц-демократической группы 2-й Думы). Правая выставила вновь Румянцева, Тихвинского земского начальника Тимирева, старорусского горожанина М. И. Мельникова и устюженского адвоката Константинова. Выборы последнего явились условием присоединения к правой группе устюженских выборщиков, и он прошел, хотя особой симпатии, кажется, никому не внушал. Одно место было уделено старорусским крестьянам, которые по жребию и указали своего кандидата. Я вновь оказался первым кандидатом за избранными и баллотировке не подвергался. Курьезно было то, что на выборах в 1-ю Думу я оказался слишком правым, тогда как во 2-ю правые сочли меня слишком левым.

Самые выборы прошли очень сумбурно, продлились с 12 часов дня весь день и закончились только ночью. Надо сказать, что правое большинство было всего в два голоса, и было достаточно, чтобы один из правых положил кому-либо свой шар налево, чтобы этот кандидат не прошел. Это как раз и случилось, ибо один из старорусских выборщиков, наиболее объединявшийся с Тимофеевым, пришел на выборы сильно на взводе и, будучи не доволен тем, что жребий выпал не на него, стал класть всем налево. Часа через два безрезультатных баллотировок в перерыве один из северных выборщиков, священник, предложил привести всех правых к присяге, что они будут поддерживать намеченных кандидатов, но и это не помогло, и выбрать последнего кандидата удалось только вечером.

Как выяснилось, виновником этого был уже пожилой крестьянин, фельдфебель с полной колодкой, спутник Козлова в его четырех путешествиях. Надо сказать, что десятирублевые суточные членам Думы за время сессий были для некоторых выборщиков большим магнитом, и наш фельдфебель перед ним не устоял. Только когда кто-то предложил, чтобы последний перед ним выборщик, кладя шар, откинул закрывавшее отверстие ящика сукно, фельдфебелю пришлось класть свой шар в открытую, и он со злобой бросил его направо. Присяга и спаивание выборщиков послужили основанием для обжалования выборов, но Гос. Дума, просуществовавшая всего 100 дней, рассмотреть эту жалобу не успела. Наши новгородские избранники во 2-ую Думу, как и в 1-й, особой роли не сыграли. Выступал из них один Константинов, но без особого успеха.

В одном из первых заседаний Гор. Думы мне пришлось выступить с чисто юридическим возражением против допущения в него представителей рабочих, занятых на общественных работах. Я основывался на том, что приглашать разрешается лишь «сведущих» лиц, а эти представители были не сведущие, а заинтересованные лица. В сущности, вся Дума была этого мнения, но она была в то время запугана настолько, что никто не решился выступить с этим заявлением. Та к что, когда я его сделал, никто мне ничего не возразил, и со мной согласились единогласно.

Общественные работы были начаты весной 1906 г., дабы помочь довольно многочисленным тогда безработным, и для заведования ими была создана особая комиссия под председательством гласного Исакова. Я его знал только в лицо, как очень красивого уже не молодого человека с почти белыми волосами, которого считали незаконным внуком Александра II. Был он близок различным художественным кружкам, но почему ему поручили заведование чисто техническим делом я, ей Богу, не знаю. В личной честности Исакова никто не сомневался, но, кажется, все признавали, что общественные работы велись бесхозяйственно, и в самом начале 1907 г. на место Исакова, не переизбранного гласным, председателем комиссии был избран инженер Перцев. Позднее был обновлен и весь ее состав. Причем в число ее членов был избран и я.

Из работ, производившихся комиссией, особые нарекания вызвала перестройка на Фонтанке Цепного (Пантелеймоновского) моста. Грунт оказался здесь очень нестойким, плывуном, и потребовались дополнительные, не предусмотренные сметой работы. Впрочем, эта перестройка весной 1907 г. уже заканчивалась, и новому составу комиссии надлежало довести до конца только еще поднятие низменных частей Галерной Гавани, заливавшейся при самом ничтожном наводнении. От времени до времени члены комиссии ездили туда на осмотр работ, и я познакомился там с заведовавшими ими инженерами В. А. Берсом (младшим братом гр. С. А. Толстой) и его помощником Нюбергом. С последним, шедшим всегда впереди и дававшим объяснения, шел обычно и я. Как-то в конце мая мне позвонил заместитель Перцева инженер барон фон-дер-Бригген и предупредил, что днем будет очередной осмотр. Почему-то, на мое счастье, я не мог поехать в Гавань, и только вечером в заседании Думы узнал, что шедшие впереди гласных Берс и Нюберг были убиты какими-то неизвестными. Говорили потом, что это были террористы-эсеры и что Нюберг, сам эсер, был убит случайно. В заседании Думы наличными членами комиссии Общественных работ было уже подписано заявление об отказе их от работы в ней, и мне предложили присоединиться к ним, что я сгоряча и сделал; позднее мне, однако, было совестно этого, ибо этот отказ мог быть объяснен трусостью. Надо сказать, что это был период наибольшего разгара политических убийств, и никто из лиц, имена коих упоминались в печати или кои занимали посты, так или иначе ненавистные крайним кругам, не были гарантированы от покушений. Очень развита была тогда и рассылка анонимных писем с угрозами смертью. Сознаюсь, что когда я получил первое такое письмо, в котором меня предупреждали, что мне послан гроб, оно мне испортило настроение, хотя по всем данным принимать его всерьез не приходилось.