Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

По моему примеру завели себе автомобили постепенно и наши родственники, но в 1914 г. все они были реквизированы на нужды армии.

Зимой 1911–1912 гг. я вступил в число членов Главного Управления Красного Креста и одновременно с этим в Совет Волжско-Камского банка. Не знаю, от кого исходила инициатива приглашения меня в Красный Крест, но я принял его с удовольствием. Главное Управление состояло из 25 лиц. Председателем его был тогда А. А. Ильин, глава картографического заведения, основанного его отцом, и выборный член Гос. Совета, очень порядочный и тактичный человек. Товарищем его был бывший новгородский прокурор и тогда сенатор Вилькен и генерал Мейендорф, хороший человек, но далеко не светило, во время японской войны бывший корпусным командиром. В 1911 г. он уже совершенно одряхлел. У него было много детей, и смеялись, что он говорил, что дойдя до 12, он остановится; случилось, однако, что забеременев в 12-й раз, его жена родила двойню. Из членов Главного Управления, игравших роль до японской войны, оставался один Шведов, но теперь он такого значения не имея. Кроме меня из Гос. Думы был в Главном Управлении Гучков, из Гос. Совета Иваницкий и князь Голицын, будущий председатель Совета Министров. Из врачей, кроме Евдокимова, директора Медицинского департамента Малиновского и начальника санитарной части флота Зуева, в Красном Кресте работали красивый старик Шапиров и известный талантливый профессор терапевт Сиротинин. Отмечу еще генерала Трегубова, отца уже упомянутого мною юриста; он был физически и умственно бодр и посещал Главное Управление аккуратно, хотя и говорил в нем редко; он был участником еще Севастопольской кампании, а в Турецкую войну был прикомандирован к Сербской армии. Наиболее активную роль играл, однако, из всех членов Управления Ордин, бывший председателем Совета складов. Сын автора известной книги о Финляндии и сам готовившийся к профессуре по кафедре истории, он был исключительно добросовестным во всех отношениях человеком. Склады Красного Креста — центральный в Петербурге и отделения его в Москве, Тифлисе, Ташкенте и Иркутске — были его детищем. Совет их начал свою деятельность выработкой типов лечебных заведений Красного Креста военного времени и типов их оборудования, в общем оказавшихся в великую войну вполне удачными.

Много было разговоров о санитарных повозках, был произведен ряд испытаний их, и в конце концов был избран тогда так называемый финляндский тип их, но не могу сказать, чтобы на войне и они оказались идеальными, хотя, конечно, и были гораздо лучше повозок военного ведомства.

Ближайшим помощником Ильина был управляющий канцелярией Главного Управления Чаманский. Мне пришлось ехать с ним во время японской войны до Иркутска в одном поезде. В Харбине он работал в управлении Васильчикова, который, уйдя с поста министра, был предшественником Ильина на посту председателя Главного Управления и назначил тогда Чаманского управляющим Канцелярией, пост, на котором он оставался до 1918 г. Несомненно, он был человеком умным и очень ловким, но, лавируя между различными течениями и стараясь всем угодить, он заходил подчас слишком далеко в этом направлении. На него во время войны были нарекания в нечестности, в которые я не верю. Человек он был тогда богатый, и, имея брата бывшего директором Московского Купеческого банка, мог на бирже зарабатывать, наверняка, громадные суммы, в сравнении с которыми те взятки, которые он мог бы получить, были ничем. Однако, повторяю, в своей готовности исполнять любые просьбы он не останавливался, например, перед зачислением в Кр. Крест лиц, которым место было в строю, и это-то и создало ему его отрицательную репутацию.

После революции он продолжал лавировать, на этот раз между политическими течениями, в результате чего к нему потеряли доверие более или менее все, тем более что он продолжал жить широко и на какие средства — неизвестно. В эмиграции его брат давал ему около 1921 г. 5000 франков в месяц, но расходовал он, несомненно, больше. Брат в свою очередь, оказавшись за границей с другими членами правления Московского Купеческого банка, стал распоряжаться остававшимися в Англии значительными суммами этого банка, но исключительно на выплату правлению жалований. Это вызвало протесты акционеров банка и даже предъявление к правлению иска в Англии, не остановившие, однако, расходования им денег исключительно на себя. Когда же деньги эти были все израсходованы, оба Чаманских и жена одного из них покончили с собой.

Если не ошибаюсь, во время японской войны Кр. Кресту были предоставлены два дополнительных сбора: по 5 рублей с заграничного паспорта и по 5 копеек с каждого железнодорожного билета выше известной стоимости. Эти сборы давали около полутора миллиона рублей в год, расходовавшихся, главным образом, на постройки в общинах Кр. Креста. Коснусь здесь, кстати, всего строя этого учреждения. Главное Управление выбиралось по уставу членами его, числящимися по Главному Управлению, что, однако, было фикцией, ибо на эти выборы собиралось всего около 50 человек, в значительной части служащих самого Управления. В губернских и уездных городах были комитеты Красного Креста и в ряде губернских городов Общины Красного Креста и другие учреждения. В Старой Руссе, например, была санатория для лечащихся на минеральных водах военнослужащих. Общины Кр. Креста были учреждениями автономными и управлялись их выборными комитетами; задачей их была подготовка сестер милосердия для военного времени, и для практики их при общинах обычно устраивались лечебницы, нормально становившиеся образцовыми учреждениями. Более крупные общины существовали в столичных городах, где во главе их стояли обычно видные дамы из высшего общества. Работа всех этих учреждений нареканий на себя не вызывала, и я припоминаю только один случай, вызвавший ревизию со стороны Гл. Управления: это была деятельность московской общины «Утоли моя печали», выпускавшей известные почтовые открытки. Не знаю, каким путем дошли до Главного Управления сведения о злоупотреблениях на этой почве, но оно послало в Москву Вилькена для проверки деятельности этой общины. Отчет его был, безусловно, неблагоприятен для попечительницы общины Еремеевой, хотя прямых доказательств ее злоупотреблений он и не мог установить. Позднее эта особа восстановила свою общину в Добровольческой Армии, а когда эту общину пришлось эвакуировать из Новороссийска, то она за хорошие деньги зачисляла в санитары тех, кто бежал оттуда. Будучи, однако, женщиной умной, она везде умудрялась получать субсидии. Косвенно ей помогала в этом ее помощница Лопатина, чуть ли не молившаяся на нее. Лопатина, сестра московского профессора-философа, принадлежала к известной очень почтенной московской семье, и когда нужно было, Еремеева пряталась за безупречным ее именем.