Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Мое переизбрание в уезде было очень сомнительным, ибо если бы мобилизация духовенства удалась, то оно могло бы иметь на выборах выборщиков абсолютное большинство, а провал мною земского пособия на церковно-приходские школы, о котором я уже говорил выше, обеспечивал мне их отрицательные голоса. Однако, духовенство наше проявило в этом году не больший интерес к выборам, чем раньше (как, впрочем, в этот раз и землевладельцы) и на выборы в Старой Руссе явилось всего 13 человек — из них 6 священников. При подаче записок с предложением кандидатов я был предложен единогласно, но при баллотировке обе группы голосовали каждая дружно одна против другой и первоначально все были забаллотированы; вместо единогласия я получил 6 голосов направо и 6 налево. Пришлось пойти на соглашение, и были избраны выборщиками три землевладельца (и я в их числе) и три священника.

В Новгороде в избирательном собрании мое переизбрание, наоборот, с места было несомненным; признаюсь, я не ожидал, что на этот раз мои шансы будут столь хороши. Переизбраны были хорошо Половцев и Тимирев. Зато Румянцева никто не поддержал, и он был заменен профессором Гриммом, основателем в России ихтиологии и основателем также казенного Никольского рыборазводного завода, человеком хорошим и работящим, но крайне узким специалистом.

Первоначально Новгородские выборщики, наиболее многочисленные, настаивали на избрании бывшего губернатора Болотова; он и получил 45 голосов против 42, однако, после него заявил желание баллотироваться новгородский же адвокат Боголюбов, человек способный, но легкомысленный, а главное беспринципный. Правым он говорил, что разделяет взгляды «Союза Русского Народа», крестьянам — что будет проводить отчуждение частновладельческих земель и т. п., и в результате получил на один голос больше Болотова. Это вызвало возмущение в центре и новые баллотировки. Инженер Кульжинский получил только 43 голоса, и тогда удалось убедить баллотироваться Гримма, раньше отказывавшегося и получившего на два голоса больше Боголюбова, и был объявлен избранным. Боголюбов подал на это избрание жалобу в Сенат, находя, что раз отказавшись от баллотировки, Гримм уже не мог соглашаться на нее, но Сенат его жалобы не уважил. В Думе Гримм был председателем комиссии по рыбоводству, которая рассматривала проект соответствующего устава, но так его и не рассмотрела. И он, и представитель городов дельный инженер Милютин вошли оба в октябристскую фракцию.

Здесь вернусь я несколько назад, чтобы упомянуть о нескольких осмотрах, налаженных Морским министерством. Показали нам Кронштадт, Петербургские заводы и Охтинский полигон со стрельбой из 12-дюймовых орудий по броне. Припоминается мне на этом, что нам объяснили, что стрельба производится толом, и на мой вопрос, что это такое, добавили, что это тот же тринитритротил, но что его перекрестили в тол, чтобы затруднить работу иностранного шпионажа. Мера довольно наивная, но в деле борьбы со шпионажем не надо пренебрегать никакими мелочами. Как-то члены комиссии Гос. Обороны были приглашены на маневры Балтийской эскадры, но я почему-то не мог принять участия в этой поездке. Тогда этой эскадрой командовал адмирал Эссен, пользовавшийся громадным авторитетом и во флоте и в Думе. Боюсь, впрочем, сказать с уверенностью, в какие годы состоялись эти поездки, возможно, что некоторые из них были и позднее.

Около Пасхи 1912 г. у меня были три недели свободных, и я использовал их для поездки в Италию. Я уже упоминал, что меня всегда интересовала живопись (хотя сам я никогда не рисовал) и в те годы в свободное время я порядочно читал по вопросам искусства. В 1912 г. я и отправился в Италию, чтобы на месте посмотреть ее сокровища. Север страны я знал уже раньше и поэтому в этот раз объехал центральную ее часть между Феррарой и Неаполем. Мало кто из иностранцев и в частности из русских бывал в Равенне, а между тем, именно для славян, столь близко культурно связанных с Византией, этот город особенно нам интересен своими чисто византийскими зданиями и мозаиками времен экзархата. Вместе с тем для тех, кто верит в обособленность человеческих культур, более близкое знакомство с прошлым Италии должно сильно поколебать эту веру. Каждый народ вносит свое в общечеловеческую культуру, но обособить его от других культур, безусловно, невозможно. В Италии именно и видно, сколь во многом современная западная культура обязана Византии, которая сама культурно сочетала наследия древней Греции и Рима. Византия известна больше своей, несомненно, отрицательной политической историей, но мало кто считается с тем, что в Средние Века она было главным и художественным и умственным мировым центром; забывают и то, что своим Возрождением Италия обязана Византии (живопись, в частности, Криту), откуда от господства турок бежало много культурных элементов. Равенна как раз и является тем городом, где взаимная связь европейских культур проявилась наиболее ярко.

Кроме нескольких маленьких городов, вроде Перуджии, Ассизи, Сиены, Мантуи и Модены, а также окрестностей Рима и Неаполя, которые я обошел частью пешком, я по несколько дней провел в этих двух больших городах, а также во Флоренции, которая произвела на меня исключительное впечатление. Несомненно, что и в Риме сосредоточено громадное количество памятников искусства и гораздо больше исторических воспоминаний, но Флоренция сохранила, как ни один другой город, весь ансамбль средневекового города с красотой, равной которой нет нигде. Кроме того, в Риме, кроме Рафаэля (да и то не в лучших его произведениях) и Микеланджело, остальные собранные в нем картины не могут идти в сравнение с флорентийскими. Также и в отношении архитектуры — кроме грандиозного собора Св. Петра, мало зданий может быть сопоставлено с творениями флорентийских художников. Кстати из Римских зданий на меня наибольшее впечатление произвела, пожалуй, церковь Св. Павла «вне стен» со своими поразительными по красоте колоннадами. Правда эта церковь скорее вся в Греческом стиле и как-то не гармонирует с Римом, но сама по себе она гораздо выше барокко, столь распространенного в «вечном городе».

Быть может, здесь сказываются слишком сильно мои личные вкусы, заставляющие меня также так преклоняться перед гением Старова, проявленного им во внутренней отделке Таврического дворца, но все остальное, что я видел в Риме, меня оставило холодным. В те годы было очень принято ругать незадолго до того законченный памятник объединителю Италии королю Виктору-Эммануилу. Несомненно, что своей грандиозностью он не гармонировал с громадным большинством римских зданий, и что белизна мрамора его колоннад и позолота статуи короля резали глаза, но мне думается, что в будущем, когда все сооружение покроется патиной веков, суждения о нем будут менее строги.