Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Перед тем, как перейти к ней, мне остается еще упомянуть о Думских событиях за последнее время ее существования. Не помню, во время 1-й или 2-й сессии Думы приезжали в Петербург делегации французского и английского парламентов. Во главе французской стоял сенатор Д’Естурнель де Констан, бывший инициатором и председателем междупарламентской организации пацифистского характера. И в Думе была группа, поддерживавшая идеи ее, во главе которой стоял прогрессист Ефремов. Я к ней не примкнул, находя ее, при тогдашней обстановке, слишком маниловской. Делегация была в Думе и ряде других учреждений, показали ей в Зимнем Дворце коронные драгоценности и в Гос. Банке золотой запас. Был ряд частных приемов и большой обед у «Медведя». Я был в составе группы, принимавшей французских парламентеров и мне пришлось иметь дело, главным образом, с представителями Парижа Лебуком и Гранмезоном. Позднее я узнал, что он был братом известного полковника Генштаба, по плану которого французская армия должна была, в случае войны, начать сряду наступление против Германии. Как известно, из этого плана ничего не вышло.

Приезд английской делегации, состоявшей из членов парламента, военных и моряков, прошел менее заметно, но в разговорах с ними (я в них участия не принимал) выяснилось содержание до того неизвестной нам, не специалистам, англо-французской военной конвенции. В частности узнали мы, что сряду после начала войны англичане поддержат французов армией в составе 4 корпусов или 200 000 человек. Считалось это тогда большой силой.

Во время последней сессии вернулся в Думу из Гос. Совета законопроект о Городовом Положении в Царстве Польском. Та к как бывший докладчиком его в 3-й Думе Синадино не был переизбран в 4-ю, мне пришлось его заменять. Хотя Гос. Совет внес в него ряд поправок с правой тенденцией, польские депутаты настаивали на их принятии, находя, что закон этот, во всяком случае, идет навстречу их национальным пожеланиям. Возражения на этот раз были только со стороны левых, главным образом против пониженного пропорционального представительства еврейской курии. При голосовании, однако, многие кадеты воздержались от него, чтобы их голоса не помогли правому крылу вообще провалить законопроект, ибо, в конце концов, при всем несовершенстве его, они соглашались с поляками, что он лучше, чем ничего. По этому законопроекту в согласительную комиссию, кажется впервые, были избраны только сторонники Думской редакции, тогда как раньше избирались представители всех партий пропорционально их силе, и в согласительных комиссиях у Госсовета оказывалось всегда большинство, ибо наши правые голосовали с ним. Теперь голоса в Согласительной Комиссии поделились пополам. Чем закончилось это разногласие, не помню.

Осенью 1913 г., при переизбрании президиума, Волконский, возможно уже ожидавший назначения товарищем министра, отказался баллотироваться в товарищи председателя, правое крыло отказалось выставить другого кандидата, и наша фракция выставила тогда мою кандидатуру. Против нее высказался, однако, Милюков, как было нам указано, из-за моих финляндских выступлений, и хотя я и не мог быть избран против левого крыла, однако, наша фракция не хотела портить начавших устанавливаться тогда мирных отношений с более левыми фракциями и выдвинула вместо меня кандидатуру Варун-Секрета, который и был избран. Этой осенью в Думе образовались две новые группы: независимых из 13 человек, во главе с Карауловым, и диких — из 16, в числе коих единственным видным был Шубинский. Образование этих групп, голосовавших, как видно из их названий, как каждому члену Бог на душу положит, объясняется тем, что для избрания их членов в те или другие комиссии, им надо было быть предложенными той или другой хотя бы небольшой группой. Оставаясь же вне их, они были, таким образом, обречены на почти полное бездействие, ибо лишь в комиссиях шла настоящая работа и в них подготовлялся материал для прений в Общем Собрании.

Во 2-ю сессию Дума приняла по моему докладу законопроект о реформе Сената. За два века своего существования это «творение Петрово» не раз меняло свой характер: вначале он заменял царя во время его отсутствий из столицы, позднее был чем-то вроде Совета министров, а со времен Александра I — верховным судилищем. Действовал он по законам в большей части еще екатерининского времени, и только два «кассационных» департамента составляли часть судебного организма, созданного в эпоху «великих реформ» Александра II. Остальные «старые» департаменты функционировали крайне медленно и не обладали необходимой для такого высокого учреждения независимостью. Впрочем, сказывалось это в деятельности только 1-го департамента, в который поступали жалобы на действия более высоких административных властей — губернаторов и министров. Кроме того, несомненно, самый способ назначения сенаторов по представлению министров большей частью в награду за службу, но подчас и для того, чтобы избавиться от чиновника, хотя и добросовестного, но не отвечающего занимаемой им должности, далеко не обеспечивая трудоспособного состава Сената. В виду этого не отвечающую его достоинству роль получила в административном Сенате его канцелярия. Обер-секретари её и их помощники были обычно людьми, безусловно, добросовестными и хорошими юристами; они докладывали дела и представляли департаментам свои заключения, которые могли защищать, если кто-либо из сенаторов не был с ними согласен. Однако, их начальники, обер-прокуроры по одному из департаментов и общих собраний были непосредственно подчиненными Генерал-прокурора — Министра юстиции, и он мог через них влиять на решения Сената, особенно на общих его собраниях, где заседал ряд старичков, уже по своим годам непригодных на самостоятельную работу. Про них-то и рассказывали анекдоты, что разбуженные для голосования они заявляли, что согласны с мнением Ивана Иваныча или Петра Петровича, на что получали ответ, что оба они давным-давно умерли. Не усилил независимостей сенаторов и случай сенатора Закревского, уволенного в отставку за статью или письмо в редакцию какой-то французской газеты, в котором он критиковал наш режим. Конечно, со стороны столь высокого сановника это было недопустимо, но удаление его только подтверждало его фразы о произволе, который у нас везде наблюдался.

Несмотря, однако, на все эти анормальности и анахронизмы надо признать, что в подавляющем большинстве случаев решения административных департаментов Сената были юридически вполне правильными и в редких случаях отступления от этого, когда проявлялась в них та или иная политическая тенденция. Не следовало забывать, что старики всю свою жизнь исповедовавшие те или иные взгляды, не всегда были способны примениться к новшествам, противоречащим убеждениям, в которых они выросли.