Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Начальником Главного Артиллерийского управления был вел. князь Сергей Михайлович, Главного Инженерного — Петр Николаевич, Военно-учебных заведений — Константин Константинович, Кавалерии — вел. князь Николай Николаевич. Последний был прекрасным кавалеристом, так же, как Сергей Михайлович — выдающимся артиллеристом; оба много сделали для своих ведомств, но хозяйственная и техническая части или, вернее, осуществление намеченных мероприятий в артиллерийском ведомстве очень хромало. Главное было, однако, то, что при великих князьях объединяющая, руководящая роль министра сильно ослаблялась. 3-я Гос. Дума сряду по её созыву стала работать, дабы добиться объединения всего в руках военного министра. Это и было достигнуто: Совет Гос. Обороны был упразднен, Главное управление Генштаба вновь подчинено министру, великие князья один за другим ушли с этих постов.

Однако результаты получились далеко не те, которые ожидались. В одном из закрытых заседаний Думы Гучков произнес речь, посвященную многоначалию в Военном министерстве и неудовлетворительности нашего высшего командного состава, коснувшись и великих князей. Редигер ответил ему по существу, указав, что сразу обновить высший командный состав нельзя, что нужно идти в этом вопросе снизу. Сряду за ним Марков 2-й выразил удивление, что Редигер счел возможным отвечать Гучкову, тогда как организация армии есть прерогатива Монарха. Заявление это достигло цели, и Редигер, которого правые не любили, почти сряду был заменен Сухомлиновым, при котором все объединение власти в руках министра оказалось бесполезным. Из Главного управления Генштаба еще раньше ушел Палицын, которого заменил Гернгросс, через полгода умерший, затем пошли Мышлаевский, Жилинский и Янушкевич. За эти 9 лет существования у нас Главного управления Генштаба во главе его сменилось 6 лиц, тогда как в Германии за 60 лет их было всего три — Мольтке-старший, Шлиффен и Мольтке-младший. Неудивительно, что у нас ни один из руководителей Генштаба не успел дать своего отпечатка работе этого учреждения. Наиболее яркой в нем фигурой явился, поэтому генерал-квартирмейстер его Ю. Н. Данилов, ряд лет бессменно разрабатывавший в нем оперативные вопросы, человек очень неглупый, но оказавшийся, как на этом посту, так и на посту генерал-квартирмейстера Ставки, все-таки не доросшим до тех задач, выполнение коих на нем лежало.

Высший командный состав наш и в Японскую войну, и сряду после неё оказался не на высоте. Невольно приходила на ум параллель с временами Ванновского, когда этот волевой министр, пользовавшийся доверием Александра III, умел обновлять командный состав, не считаясь с протекциями и связями. Теперь, несмотря на печальный опыт Японской войны, связи играли еще слишком крупную роль и тем более важную, что сам Государь основывался на своих личных знакомствах. Кажется, в 1908 г. Редигер добился у Государя согласия на увольнение 2 признававшихся негодными корпусных командиров — Адлерберга и Новосильцева, но один из них был преображенец, а другой конногвардеец, и в результате фактическая их смена состоялась лишь через 8 месяцев и после долгих повторных настояний министра.

Результаты получились к Великой войне далеко не завидные, если армия вообще была подготовлена к ней блестяще, то про генералитет этого сказать нельзя. Мне лично уже с первых дней войны пришлось встретиться с ярким примером чисто формального отношения к делу, правда, не в чисто военном учреждении; например, начальник Военно-Санитарной части Северо-Западного фронта из Варшавы в Лиду — штаб фронта — ехал с использованием поверстного срока. Я встретился с ним здесь через день после его приезда сюда, и он только от меня узнал, какие армии входят в состав фронта. Начальником военных сообщений этого же фронта был полковник, потом генерал, Дернов, человек, вероятно, прекрасный, но со столь слабой памятью, что ему решительно все приходилось записывать. Несмотря на лихорадочность работы военного времени, только через год поняли, что он не подходит к этой должности и куда-то его убрали. Командира 30-го корпуса ген. Вебеля в феврале 1915 г. сменили, что, однако, не помешало ему вскоре получить другой корпус. Отсюда его, впрочем, тоже сменили, ибо выяснилось, что он страдает первичной формой прогрессивного паралича. Командир 23-го корпуса ген. Кондратович (во время Японской войны командовавший доблестной 9-й Сибирской стрелковой дивизией, но сам особой доблести не проявивший), был сменен после Сольдауской операции, но затем вновь получил корпус и вновь был сменен; весной 1916 г. он состоял в распоряжении ген. Эверта, который поручил ему руководить в начале июня операцией в районе Пинского канала. Операция не удалась, и мы зря потеряли 4000 человек.

Когда я спросил П. П. Лебедева, генерал-квартирмейстера Западного фронта, как могли дать это поручение Кондратовичу, он мне с усмешкой ответил: «Хотели дать ему переэкзаменовку, но он снова провалился». Словом, чрезмерная мягкость к людям и терпимость к ничтожествам, вообще вредная, а во время войны пагубная, составляла одну из главных наших язв. И генерал Головин, пишущий в эмиграции, и генерал Зайончковский, писавший в СССР, сходятся в утверждении, что наша армия до полков включительно была прекрасна, командиры дивизий были удовлетворительны, корпусов же и армий, в общем, скорее плохи. Известные меры для подготовки высшего военного состава (большие маневры, военная игра) применялись, но большие маневры устраивались редко, военные же игры не распространялись на командующих округами.

Весной 1914 г. предполагалось устроить их в Петербурге под руководством Государя и Сухомлинова, были вызваны все командующие войсками и их начальники штабов, но в самый день начала её игра эта была отменена. Говорят, что этого добился вел. князь Николай Николаевич, считавший эту игру обидной для себя, а быть может, и неуверенный в себе.

Строевое наше офицерство оказалось на войне прекрасно подготовленным, но его было у нас недостаточно. К осени 1908 г. некомплект офицеров равнялся 6000 человек. Еще до этого были приняты меры к улучшению их положения, главным образом, увеличением жалования. Для младших чинов оно составляло до 25 %. В результате, к лету 1914 г. некомплект этот сократился до 3000 человек, так что после выпуска в августе 1914 г. должен был бы исчезнуть. Большое внимание было обращено затем на подготовку офицеров. Раньше в пехоте и в кавалерии большинство их было из юнкерских училищ, куда молодежь принималась по окончании 4 классов средних учебных заведений; теперь стали требовать от поступающих в них аттестат об окончании 6 классов и программу юнкерских училищ, переименованных в военные, сравняли с программой последних. Большое внимание было обращено после Японской войны и на дальнейшую подготовку офицеров, уже в частях. Работать им приходилось не только с солдатами, чего, например, совершенно не существовало во французской армии, но и над самими собой. Ушли те времена, когда младшие офицеры ничего не делали, оставляя обучение солдат на унтер-офицеров. Занятия с солдатами шли обычно в течение 7–8 часов, а вечером еще устраивались часто тактические и иные занятия в офицерском собрании.