Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Как бы то ни было, все наши оружейные заводы за январь-июль 1914 г. выделали всего 41 винтовку (по сведениям Маниковского). По заданиям, данным заводам еще в мирное время, они должны были в течение первого месяца войны довести производство до 2000 винтовок в день, однако, эта норма была достигнута только в апреле 1915 г. Ставка считала, что армии необходимо получать 200 000 винтовок в месяц, однако, ни разу больше 150 000 в месяц за все время войны изготовлено не было. Впрочем, задание Ставки было, по-видимому, чрезмерным. Норма пулеметов была установлена еще после Японской войны в 2 на батальон. После испытания разных систем их остановились на пулемете Гочкиса, действительно прекрасном. За 800 р. с пулемета был куплен у завода патент на изготовление их, но с началом их выделки произошла задержка. Необходимо было закупить для этого станки, но наши заводы требовали за них значительно более высокую цену, чем заводы иностранные, которым поэтому Военное министерство и хотело отдать заказ, но вмешалось Министерство торговли, отстаивавшее интересы отечественных заводов, дело пошло в Совет Министров и затянулось на 8 месяцев. Во всяком случае, однако, всё намеченное число пулеметов было к войне изготовлено, хотя не следует забывать, что в германской армии число пулеметов на батальон было установлено не в два, как у нас, а в четыре.

Артиллерия у нас имела великолепный личный состав, но числом орудий была слаба и имела недостаточный запас снарядов. На двухдивизионный корпус у нас имелось 96 легких орудий, и в самом начале войны вступили в строй гаубичные дивизионы или ещё 12 орудий на корпус. Всего, значит, у нас было 108 орудий. У немцев в это время было в корпусе 160 орудий, у австрийцев 132, у французов 122; если же принять во внимание, что у нас полки были четырехбатальонные, а в других армиях трехбатальонные, то положение наше оказывается еще хуже. Тяжелых орудий на всю армию у нас было в начале войны 120 (из намеченных 240) и 450 гаубиц (из 512). Правда, у французов тяжелых орудий было всего 280, но у немцев их было 848, так что и тут соотношение было не в нашу пользу. Кроме того, у нас не было достаточного запаса орудий и еще только летом 1915 г. наши заводы выделывали всего 25 орудий в месяц. Интересно отметить, что у Военного министерства не было ни одного своего орудийного завода — они были у Морского ведомства, у Горного департамента, и перед войной возник один частный — Виккерса в Царицыне. Гл. Арт. Управление подымало вопрос о постройке своего завода, но против этого был ген. Поливанов, знавший порядок Гл. Арт. Управления и совершенно им не доверявший.

Еще более серьезным оказался недостаточный запас снарядов. Во Франции запас их к войне равнялся 1390 на орудие, но предполагалось довести его до 1500, причем после Балканской войны стали говорить о необходимости увеличить его до 3000. У нас после Японской войны при Гл. Арт. Управлении было созвано по этому вопросу совещание из техников, артиллеристов — участников войны, и представителей Генштаба; 14 голосов высказалось за 1000 снарядов на орудие и только 2 за 1400.

Позднее, уже перед войной, в 1912 г. об увеличении числа снарядов вновь поднимали вопрос Жилинский и рыжий Данилов, но ход этому вопросу ни в «ГАУ», ни в «ГУГШ» (Гл. Управление Генштаба) дано не было. Независимо от крупного расхода на это — увеличение числа снарядов до 2000 на орудие вызывало расход в 130 миллионов — не знали, как быть с запасом пороха для этого числа снарядов; он разлагался через 10 лет, и невозможно было обновлять его в этот срок. Много разговоров вызывала трубка для гранат, ибо имевшаяся в морском ведомстве не годилась для полевой артиллерии, почему было необходимо выдумать новую. Это было поручено ученому-артиллеристу ген. Гельфрейху, который через два года и изобрел идеальную трубку, но времени было упущено немало, и только около 1910 г. началось массовое их изготовление. В отношении организации нашей артиллерии любопытна еще борьба за преобразование батарей из 8-орудийных в 6-орудийные. Началась она еще при Куропаткине, около 1900 г., и не закончилась до самой войны. Только во время последней недостаток орудий заставил сократить число их до 6 в батарее.

Уже во времена Думы подобная медленность была мне непонятна; как-то в Комиссии Гос. Обороны я задал вопрос о ней представителям ГАУ и получил ответ, что это мероприятие вызывает дополнительный расход в несколько миллионов и посему и не может быть теперь же проведено. И только позднее узнал я, что истинная причина была та, что с сокращением числа орудий в батареях пришлось бы батарейных командиров понизить чином — из подполковников в капитаны — и это вызвало бы сильное замедление производства в артиллерии, на что артиллерийское ведомство не решалось.

Развивалась и инженерная часть, и все отрасли службы связи были образованы к началу войны достаточно хорошо. Новым явились здесь авиация и беспроволочный телеграф. Последний, к сожалению, явился в войсках новинкой, и им еще не успели научиться пользоваться. Не раз во время Сольдауской операции были случаи, что оперативные телеграммы посылались по нему нешифрованными, и неприятель свободно читал самые секретные наши сообщения.

Количеством аэропланов наша авиация была сравнительно достаточно мощна. Перед весной у нас было 216 авионов (самолетов), у Германии 232 и у Франции только 162, но у нас был только один небольшой частный аэропланный завод, который, притом, не выделывал моторов. В виду этого мы оказались в полной зависимости в этом отношении от союзников и быстро отстали от немцев.

Большая часть мною перечисленного была уже в программе 1908 г. К сожалению, осуществилась она со значительными задержками. К лету 1912 г. оказалось в распоряжении Военного министерства около 200 миллионов не разассигнованных кредитов. К этому времени и относится именно речь Гучкова в закрытом заседании Думы, в которой он находил эту медленность ведомства преступной, заявлял, что отечество в опасности.

В общем, однако, дефекты нашего снабжения к моменту объявления войны были таковы, что с ними можно было бы справиться, если бы с первого же дня ее за это принялись с полной энергией.

Перейду к темным пятнам нашей организации. Первым следует отметить здесь отсутствие общего плана ее на случай войны. Уже Японская война указала на необходимость выработки нового Положения о полевом управлении армией в военное время. Работа эта и была произведена в «ГУГШ», но затем ее отложили. Несколько раз Дума про нее напоминала ведомству, но только весной 1913 г. по ней были запрошены заключения заинтересованных учреждений. Между прочим, тогда состоялось обсуждение этого «Положения» в мобилизационном совете Гл. Управления Р. О. Красного Креста, членом коего я состоял. Мы сделали несколько замечаний и сообщили их «ГУГШ», где, по-видимому, дело отложили, ибо «Положение» было опубликовано только за несколько дней до войны и в первоначальной редакции, наши же указания были проведены в жизнь уже позднее.