Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Как раз в эти дни, кажется, 14-го или 15-го, через Н. Александрию проехал принц Александр Петрович Ольденбургский, незадолго до того назначенный Верховным начальником Санитарной и Эвакуационной части. Я уже много говорил выше о разных непорядках в санитарном деле, особенно сильных в первые месяцы войны, они-то и привели к мысли о создании особого управления для объединения всего дела санитарии и эвакуации. На первый взгляд вполне правильная, она оказалась, однако, проведенная в жизнь, страдающей одним крупным недостатком: если выделение той или другой отрасли государственного управления в самостоятельное ведомство возможно в условиях мирного времени, то на театре военных действий, где необходимо единство управляющей воли, оно оказалось неосуществимым. Наделенный чрезвычайными полномочиями, Верховный начальник Санитарной и Эвакуационной части попытался было распоряжаться и в районе фронта, но встретил здесь противодействие. Как мне рассказывал Н. А. Данилов, после одной из таких попыток, ген. Алексеев, тогда главнокомандующий Северо-Западным фронтом, написал принцу категорическое письмо, в котором, указывая на свои права, исключающие применение в подчиненном ему районе других, равных ему по положению, властей, просил впредь воздерживаться от вмешательства в дела его фронта.

После этого случаи такого прямого вмешательства действительно, прекратились. Таким образом, объединение управления санитарной частью сохранились только для тыла, хотя и то более внешнее, ибо дальше вниз все осталось по-старому. Но, кроме этого основного недостатка создания должности Верховного Начальника Санитарной части, по существу её, не меньшим недостатком её явился неудачный выбор лица, занявшего эту должность. Принца Александра Петровича Ольденбургского я знал еще с детства, как попечителя Училища Правоведения, в котором я воспитывался, начиная с 11 лет. Это был человек, в сущности, добрый, но недалекий, страшно увлекающийся, непостоянный и, главное, невероятно горячий и взбалмошный. Все эти качества заслужили ему прозвище «Сумбур-паши», которое удивительно подходило к нему. Уже в Правоведении редкое его посещение обходилось без скандалов: влетая, как ураган, почти всегда на что-нибудь распаляясь, он никогда долго у нас не засиживался, оставляя после себя массу рассказов, иногда возмущенных, но большею частью иронических. В первые времена моего пребывания в Училище принц увлекался зубоврачебным искусством, особенно рваньем зубов; тогда ходил анекдот, что к нему специально для удовлетворения этой его страсти командировали ежедневно страдающих зубной болью солдат Гвардейского корпуса, которым он тогда командовал.

Позднее он стал увлекаться бактериологией, в результате чего получилось на этот раз благое учреждение — институт экспериментальной медицины в Петрограде. Прошло еще несколько лет и появилось увлечение Русской Ривьерой и в частности Гаграми. Позднее много говорили про то, что он отделил здесь лучшую часть территории, которая была затем пожалована ему в собственность, и в результате дело общеполезное он превратил в источник обогащения для себя. Хотя против этого факта возражать нельзя, однако, мне кажется, что все это было проделано им без всякого сознания некрасивости этого, ибо всю свою жизнь принц не умел считать деньги и очень легко раздавал их без всякой задней мысли и без всякой личной заинтересованности, благодаря чему он оказался задолго до революции совершенно разоренным, и лишь покупка Уделами его образцового имения «Рамонь» спасла его тогда временно от банкротства. Не обошлось без анекдотов и с Гаграми: рассказывали, например, что, устраивая этот курорт, принц обратил особенное внимание на акклиматизирование в нем попугаев и ихневмонов, последних потому, что они, кроме крокодиловых яиц, уничтожают якобы, ядовитых змей. Вполне понятно, что из этой затеи ничего не вышло — попугаев разворовали, а ихневмоны подохли первой же зимой, после чего новых не завели, ибо интерес к ним у принца уже пропал.

Ко времени начала войны принцу было уже около 70 лет, но энергия его оставалась прежней, и с места он стал носиться по всей России, наводя повсюду панику своими скоропалительными и большею частью неосновательными распоряжениями и устранениями людей от должности часто по самым вздорным причинам. Та к в Смоленске он устранил губернатора Кобеко за то, что тот не знал на память, без справки в ведомости, сколько в губернии лазаретных мест и сколько из них занято в данный момент. В Пятигорске он удалил от должности директора Кавказских Минеральных вод Тиличеева, а когда последнего выбрали председателем Пятигорского комитета Кр. Креста, то предписал Главному Управлению устранить его и отсюда. Между тем, отзывы о Тиличееве все сходятся, что это был лучший за последние 25 лет директор Кавказских Вод; отношение же к нему на месте выразилось в том, что сразу после его устранения Пятигорская городская дума выбрала его городским головой.

В Петербурге, как мне рассказывал председатель областного комитета Союза городов Э. А. Эрштрем, принц собирался объявить выговор городскому голове гр. И. И. Толстому и посадить под арест заведующего пунктом на Варшавском вокзале гласного Маргулиеса за то, что на этом пункте кровати были поставлены в ином порядке, чем тот, который указал принц, но который оказался неудобным. Правда, все эти казусы имели место уже позднее, но принца Ольденбургского в России знали хорошо, и посему, когда в Н. Александрии, на пункте Шабельского узнали про его приезд, сразу заволновались. Впрочем, все приготовления к встрече ограничились тем, что вокруг пакгауза посыпали желтого песочку и лишний раз везде подмели. Случайно за ½ часа до принца подъехал сюда и я и принял участие в его встрече — все свелось к тому, что он прошел по платформе и по пакгаузу, поглядел через открытую перед ним дверь на работу в перевязочной, ни с кем ни о чем не поговорил, и, сделав лишь одно указание о необходимости надставить одно звено на трубе одной из чугунок, уехал, пробыв в H. Александрии всего 15 минут; уже стоя на площадке вагона, он поручил мне передать его благодарность всему персоналу пункта за его работу. Вот все результаты его посещения. Между тем, для него потребовался экстренный поезд, пропуск которого задержал прибытие очередного санитарного поезда. Нужно сказать, что вообще у нас экстренным поездам, и притом идущими сплошь да рядом не по графику, и, следовательно, сбивающими всё движение, злоупотребляли до крайности, особенно в первом периоде войны.

После переправы началось быстрое оттеснение неприятеля от Вислы. Потерпев неудачу около Варшавы и далее к югу, сплошь до Н. Александрии, он уже не пытался более задерживаться, а постепенно отходил к своим границам. При отходе его он не успел подобрать своих раненых, оставшихся лежать по полям и лесам против Новой Александрии, и посему в течение нескольких следующих дней здесь от времени до времени раздавались одиночные выстрелы; эти забытые несчастные привлекали ими к себе внимание победителей в надежде, что кто-нибудь зайдет, услышав их, в те уединенные места, где они лежали.