Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Дорога до Петрограда прошла как обычно, и через день я увидел нашу столицу, живущую, как и в мирное время, своими обычными мелкими сплетнями и дрязгами. Война здесь не сказывалась почти ни в чем, если не считать того, что она давала лишние темы для сплетен и самых фантастических слухов. В общем, мне пришлось наблюдать уже в этот приезд то же самое, что я видел в японскую войну — чем дальше в тыл, тем больше слухов, тем больше уныния и тем больше паники. Во времена японской войны в Манчжурии смеялись, что когда наши войска отходили, хотя и с боем, то в Харбине волновались, в Иркутске укладывались, а в Москве собирались бежать. Теперь на фронте в самые тяжелые минуты бывали бодры, и часто веселы, в близком тылу брюзжали, а в Петрограде предавались панике; при этом об армии, об её нуждах говорили здесь как-то между прочим. Много отдавали времени делу помощи раненым и больным, появились особые анекдотические дамы-утешительницы, но вместе с тем, не чувствовалось, чтобы в дело войны все вкладывали свою душу. А если прибавить к этому, что все увеселительные места были переполнены, что в ресторанах по-прежнему шли кутежи, только, пожалуй, более широкие, с вином или в чайниках, или под видом кваса, то, в общем, картина Петроградской жизни производила на приезжающего с фронта довольно неблагоприятное впечатление.

Дав маленький отчет о моей работе в Главном Управлении Кр. Креста и устроив здесь все, что было необходимо, я навестил кое-кого из моих влиятельных знакомых и из товарищей по Думе, чтобы обратить их внимание на необходимость усиления снабжения армии различными предметами и в первую очередь артиллерийскими снарядами. В первую голову, конечно, именно снарядами, о бережливости в расходовании которых начали твердить из Ставки уже в начале сентября. Однако везде мне давали успокоительные ответы, что все заказы уже даны, что производство их усиливается и что вскоре, по утверждениям Военного министерства, армия ни в чем нуждаться не будет. С этими успокоительными заверениями я и выехал из Петрограда, пробыв здесь всего меньше недели. Между тем, на нашем фронте, вопреки тем предсказаниям, положившись на которые я уехал из армии, развивались крупные события. Уже на следующий день по приезде в Петроград я прочитал в сообщении штаба Верховного Главнокомандующего, что как раз на участке 9-й армии идут упорные бои и что нами взято здесь несколько тысяч пленных. Сообщения о боях в этом районе появились и в следующие дни, но ясной картина того, что здесь происходило, не получалось.

В Варшаве я нашел всех в ликующем настроении: только что было получено сообщение, что полтора немецких корпуса окружены нашими войсками и должны сдаться. Все это время около Лодзи и Петрокова шли упорные бои. Положение Лодзи, окруженной немцами с трех сторон, было крайне тяжелое, доставлять или вывозить что-либо из нее было возможно лишь по одному шоссе, которое притом еще часто обстреливалось, А. Н. Гучков, как особоуполномоченный в армии, дравшейся в районе Лодзи, чуть не каждый день наезжал в нее, возвращаясь затем на несколько часов в Варшаву, чтобы дать и здесь необходимые указания. Это был период, когда он наиболее энергично и широко работал на фронте и за который наши раненые наиболее ему обязаны.

Спрашивается, что же произошло за время моего отсутствия? Как я уже говорил, с 10 октября началось наше наступление от Вислы на запад, и причем после первых упорных боев неприятель стал отходить, не оказывая почти сопротивления. Причем на левом их фланге наш фронт первоначально был очень растянут, и армии шли уступами, южные все более отставая, ибо исходным их пунктом была линия Вислы и Сана, уклоняющаяся к востоку. При этом 4-я армия, наступавшая севернее 9-й, оказалась впереди, и 9-я как бы явилась её резервом, вследствие чего пришлось войска 4-й армии несколько продвинуть севернее. В общем, в этом районе войск оказалось даже больше, чем было нужно. Наоборот, далее к северу, на участках 5-й и 2-й армий войскам пришлось растянуться более широко, ввиду чего, когда неприятель, успевший подтянуть резерв и перебросить сюда войска с других фронтов, перешел в контрнаступление, то войск здесь оказалось мало и нам пришлось опять отходить.

Началось это встречное наступление тогда, когда эти наши армии подошли почти что к немецкой границе и когда в одном месте наши кавалерийские разъезды даже перешли через нее и захватили одну из немецких железнодорожных станций. Центром боев явилась при этом Лодзь, в которую отошли штабы обеих армий, 2-й и 5-й. Направив главный удар к северу от неё, немцы смогли вдавить здесь наш фронт глубоко внутрь, а с другой стороны, с юга они продвинулись почти до Петрокова, так что Лодзь оказалась в мешке с очень узким выходом из него на юго-востоке, и положение её оказалось крайне опасным. Однако в это время стала подходить переброшенная с более северной части фронта 1-я армия, и ударила с севера на немцев, обходивших Лодзь также с севера. После упорных боев их удалось отбросить, и наиболее выдвинувшаяся их часть, около корпуса или полутора, была почти совершенно окружена, так что в тылу у неё оставалась лишь узенькая полоска около трех верст, по которой они могли отойти и которая на несколько часов была совершенно перерезана. По-видимому, и сами немцы сознавали неизбежность их гибели (это подтверждается и немецкими официальными изданиями), по крайней мере, бывший при этих войсках один из сыновей Вильгельма улетел на аэроплане.

И вот произошло что-то и до сих пор не вполне ясное, в результате чего немцы спокойно вышли из этого мешка. Виновником этого считали Ренненкампфа, очень неудачно распоряжавшегося, кричали даже об измене. Во всяком случае, Ренненкампф именно после этой операции был окончательно удален с фронта, хотя, как я уже писал, не за это, а за свои денежные операции. Мне пришлось в то время слышать рассказ одного офицера, который передавал мне, как на глазах у него немцы спокойно уходили из мешка и его части ничем не могли воспрепятствовать этому, в виду полного исчерпания снарядов и лишь ничтожного остатка патронов.

Далее к югу, в 4-й армии, все атаки неприятеля были свободно отражены и армия за это время, по-видимому, даже продвинулась вперед. Наконец, в 9-й армии опять положение оказалось серьезным. Я уже говорил выше о том, как в октябре шло её наступление. После моего отъезда расположение корпусов несколько изменилось: гвардия оставалась на правом фланге армии; слева к ней примыкал 25-й корпус левым своим флангом, упиравшийся в Вислу. 14-й корпус сперва отошел в резерв, а затем был переведен, когда начались новые бои, на правый фланг армии, а 18-й корпус продолжал наступать по правому берегу Вислы, но не вровень с 25-м, а несколько отставая от него, примерно верст на 20. Левее его шла 3-я армия, опять же несколько отставая от него. Когда началось наступление неприятеля, то наряду с упорными атаками на фронте гвардии и 14-го корпуса, он попытался использовать тот промежуток, который оставался между 18-м и 25-м корпусами, сосредоточив большие силы на левом фланге последнего с тем, чтобы, опрокинув его, выйти в тыл армии.