Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

5-й Земский отряд пришел тогда впервые в Галицию. Во главе его стоял председатель Волоколамской Земской Управы А. А. Эйлер. Я знал раньше его родителей: когда я был уездным предводителем в Старой Руссе, старик Эйлер был вице-губернатором в Новгороде. Я привык уважать эту семью, и когда А. А. Эйлер младший обратился ко мне в первые же дни войны с просьбой взять его уполномоченным, я с удовольствием исполнил это желание. Однако, уже в октябре его вызвал в Москву кн. Львов, председатель Земского Союза, и теперь Эйлеру удалось вернуться на фронт во главе особого, прекрасно снабженного земского отряда. И я, и все мои сослуживцы были очень рады вновь его встретить.

Оригинально, что, как я узнал впоследствии, Эйлера упрекал кн. Львов именно за его хорошие отношения с Кр. Крестом. По-видимому, злобность в отношении Кр. Креста считалась в Всероссийском земском Союзе особой заслугой. В составе 5-го отряда была и особая автомобильная колонна, составленная из «Фордов». Вот эта-то колонна и была направлена в Залещики, откуда и вывозила раненых, в то время, как собственно отряд остался в Станиславове. Во время боев под Залещиками по официальному сообщению Штаба Верховного попал на короткое время в руки австрийцев, ворвавшихся в наши окопы, телефонист Каспийского полка, которому мадьяры отрезали язык. Через несколько дней я увидел Эйлера, который рассказал мне, что командир этого полка был очень сконфужен, ибо оказалось, что у героя этого происшествия язык цел, но на нем имеются всего лишь два поверхностных пореза, в причинении коих подозревают его самого. Позднее, в Тарнополе в одном из краснокрестных госпиталей я видел этого солдата; язык у него уже почти совершенно к тому времени зажил, но он все-таки упорно молчал. Доктор определенно считал, что он сам нанес себе эти ранения и что молчит он лишь из страха ответить за свой поступок. Бои у Залещиков тянулись весь март и до 20-го апреля приблизительно. После падения Перемышля сюда пришла 81-я пехотная дивизия, часть же 37-й дивизии ушла к Долине. Около 20-го апреля неожиданным нападением австрийцы захватили Залещицский тет-де-пон; занимавшие его шесть батальонов попали в плен почти без боя. Впрочем, через несколько дней часть их была освобождена во время начавшегося нашего наступления — австрийцы не успели еще препроводить их в глубокий тыл.

Перемышль сдался нам, кажется, 9-го марта [1915 г.]. Всех тогда поразило, что гарнизон его положил оружие так легко — ведь осаждавшая его 11-я армия была и численно слабее гарнизона и состояла почти исключительно из второочередных частей, а частью даже и из ополченских дружин. После этого 11-я армия была временно расформирована, командующий ею генерал Артамонов был отправлен в тыл (в это время закончилось расследование генералом Пантелеевым Самсониевской катастрофы, по которому роль Артамонова, тогда командира 1-го армейского корпуса, представилась в далеко неприглядном виде), а войска распределены по фронту. Вскоре после этого началось наступление наше на фронте Карпат в районе 3-й и 8-й армий. Австрийцы были оттеснены, местами сбиты с перевалов, но разбиты не были, наши же войска понесли громадные потери и израсходовали много снарядов, запасы коих были давно уже невелики.

Здесь уместно будет вспомнить, что еще в конце января состоялась продлившаяся всего несколько дней сессия Гос. Думы, центр тяжести которой лежал в заседаниях комиссии Гос. Обороны, председателем коей был выбран тогда Шингарев. Я в одном из них выступил с горячим заявлением о необходимости принятия экстренных мер для усиления изготовления в первую очередь снарядов, а засим и всего прочего боевого материала, указывая на факты, с которыми меня познакомил штаб 9-й армии. Сухомлинов, отвечавший и мне и некоторым другим моим коллегам, торжественно заявлял, что все необходимые мероприятия уже приняты и что армия скоро получит все ей необходимое.

В напечатанных позднее, кажется, в Берлине выдержках из его дневника, Сухомлинов упоминает про это мое заявление со злобой, определяя его чуть ли не как личную интригу против него. Позднейшее показало, кто из нас был прав. Между прочим, тогда я узнал, что все наши заводы вместе могли производить к моменту объявления войны только 6000 винтовок в месяц. Снабжение армии трехлинейными винтовками было закончено в 1912 г., и тогда Генштаб дал отзыв Главному Артиллерийскому Управлению, что более 6000 винтовок в месяц армии не потребуется. На основании этого отзыва большинство станков для выделки ружей было сразу заменено другими — для производства сельскохозяйственных орудий.

Около 15-го марта был передан во 2-ю армию и 22-й армейский корпус. Сразу после этого поехал я познакомиться и со штабом этого корпуса и с нашими в этом районе учреждениями. Дорога в Стрый, где стоял штаб, шла от Долины на Болехов и дальше через невысокие горы, на которых я чуть не застрял, до того была там в одном месте разбита дорога. В Стрые кипела оживленная работа на вокзале, где стоял перевязочно-питательный краснокрестный пункт. Тут я познакомился с А. М. Дерюгиным, уполномоченным при 22-м корпусе, очень энергично здесь работавшим. В штабе корпуса познакомился я с командиром его — генералом фон-дер-Бринкен, произведшим на меня очень приятное впечатление. Его все очень хвалили и как толкового начальника и как порядочного человека. Начальник штаба генерал Зорин имел вид очень бурбонистый. Впрочем, Дерюгин, больше знавший его, отстаивал его всегда, в чем обычно, быть может, сказывалось то, что они были земляками. С братом этого Зорина я был вместе членом 4-й Гос. Думы, отец же их долговременный мировой судья и земский начальник Порховского уезда был известен и во всех соседних уездах, а в том числе и в нашем Старорусском, своею совершенно анекдотичной патриархальной деятельностью.

Стрый, как и прочие города района сохранился целым. Ночуя в небольшой гостинице, я нашел в ней все необходимое, но чуть не замерз, ибо угля в городе было мало, и гостиница почти не отап ливалась. Рано утром я двинулся затем в Скале, местечко, расположенное уже в горах, в очень хорошенькой местности. Отсюда шла дорога к перевалам, на одном из которых около деревни Козювки уже с января шли упорные бои. На всем Карпатском фронте только здесь стояли германцы, и вероятно этим и объяснялась их настойчивость. Первоначально наши позиции здесь защищались, как я уже упоминал, второочередной дивизией генерала Альфтана, потом с приходом 22-го корпуса здесь стала также одна из Стрелковых финляндских дивизий, кажется, 1-я, под командой генерала Обручева. В Скале находилась чудная усадьба барона Гредль, с сожженным ныне дворцом; теперь в ней помещался довольно хорошо обставленный отряд Юго-западного Областного Земства, руководимый гр. А. И. Коновницыным.