Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

У генерала Федотова была какая-то связь с Синодальными кругами, почему к нему в корпус вскоре после его сформирования, был направлен передовой отряд имени Духовных Учебных Заведений. Начальником этого отряда был тип, в то время казавшийся курьезным — бывший католик и воспитанник иезуитов, кажется, французский подданный граф дю-Шайла. Уже при мне его деятельность начала вызывать сомнения, главным образом, по части денежной отчетности. Вместе с тем, выяснилось, что это большой рекламист, сумевший очень быстро получить от ген. Федотова Георгиевский крест, который полагается по статуту, как я уже говорил, только воинским чинам. У моего преемника С. Н. Ильина и у других особоуполномоченных, к которым отряд дю-Шайла попадал, отношение к нему определялось окончательно, и в конце концов он должен был из Кр. Креста уйти. Во время революции он оказался уже прапорщиком, играл на Юге очень сомнительную политическую роль, в эмиграции пытался довольно неудачно освободиться от тяготевших на нем обвинений и затем скрылся с горизонта. Для меня лично было совершенно непонятно, как этот бывший иезуит мог так втереться в доверие Саблера, чтобы быть поставленным во главе Синодального отряда.

В Новоселицах мне пришлось встретить Туркменский полк. Очень лично храбрые, составлявшие его текинцы мало подходили к условиям современной войны. Немало на их счет ходило анекдотов, часть которых, впрочем, уже в японскую войну рассказывали про туземцев «Дикой» бригады. В Новоселицах мне рассказали про вызванный текинцами дипломатический инцидент с румынами. Здесь сходились три государственные границы — русская, австрийская и румынская. По румынскому берегу Прута вышел погулять одетый в свою форму начальник румынской таможни; не разобравшись в его форме, текинцы решили, что это австриец, переправились через Прут, схватили этого таможенника, и, несмотря на его крики, перевезли связанным на нашу сторону, где с торжеством представили его по начальству; последнему пришлось потом ездить к румынам извиняться за усердие не по разуму своих подчиненных.

В Хотине краснокрестных учреждений не было, кроме работавшей под флагом Кр. Креста земской больницы. Уполномоченным Кр. Креста по уезду был предводитель дворянства, один из многочисленных Крупенских, у которого был и свой личный небольшой лазарет. Жил этот Крупенский в имении, и мне не пришлось с ним познакомиться. Зайдя в Земскую Управу, я познакомился, зато, с председателем её Оатт, у которого как-то и завтракал. Был я в этот раз с женой, и помню, как нам, после пыльной дороги по солнцу, было приятно посидеть в свежести у гостеприимных Оатт и выпить по стакану легкого белого вина из собственных их виноградников. Комична была маленькая фигурка земского начальника Соломона, с которым мы познакомились у Оатт. Он очень любезно взялся помочь нам сделать в городе разные покупки из провизии, которой в Станиславове нам не хватало, и был, по-видимому, страшно рад, что ему пришлось проехаться в моем автомобиле, ибо до того ему ездить в подобных экипажах ни разу не приходилось. Это была личность, удивительно напомнившая мне Добчинского и Бобчинского.

Продвинувшись до Коломеи и вообще линии Прута, наши войска сперва приостановились, чтобы пополниться и подготовиться к следующему наступлению. Однако, совершенно неожиданно, кажется 30-го апреля, после ужина в штабе корпуса, меня отозвал в сторону генерал Заиончковский и предупредил, что только что им получена телеграмма с приказанием через 36 часов отойти от Станиславова, и чтобы я принял меры к эвакуации на следующий день всех наших учреждений. После нашего более или менее удачного наступления приказ об отходе, вызванный нашими неудачами в 3-й и 8-й армиях, был для всех нас совершенно неожиданным. По подсчетам нашим, для вывоза раненых и имущества красно-крестных. учреждений было необходимо до 80 вагонов, между тем, как ночью, сразу после разговора с Заиончковским, на железной дороге мне обещали дать утром всего 10–15 вагонов. Понятно, какую пришлось поднять горячку, чтобы не оставить чего-либо неприятелю, но все хлопоты мои и моих помощников оказались не напрасными, и под утро мы прилегли уже с надеждой, что всё будет устроено. Действительно, после горячей работы в течение всего дня, раненые были уже отправлены, а к вечеру выяснилось, что и все имущество будет за ночь погружено. Однако, к этому вечеру было получено распоряжение об отмене отхода от Станиславова, и большинство наших учреждений вновь разложились, впрочем, после этой тревоги в Станиславове мы оставались уже налегке.

Продвижение наших войск вперед вызвало и выдвижение наших железнодорожных отрядов, сперва к Тлумачу, а затем дальше к Коршову. Между тем, линия отхода для нас была одна — через Станиславов, и посему положение их было все-время несколько рискованным, ибо и далее за Станиславовым до Галича, приходилось отводить поезда параллельно фронту. Другая линия — на Нижнёв, все еще не функционировала, ибо для исправления здесь моста через Днестр был необходим особый домкрат, которого в течение двух месяцев не могли доставить из России. Следует отметить из числа новых отрядов, пришедших в это время в армию, отряд (название его не помню), бывший под начальством кн. М. А. Черкасского, милейшего человека, вскоре оставившего Кр. Крест и бывшего к революции Ярославским губернатором. [50] Сознаюсь, что это назначение меня немало удивило, ибо, кроме душевности Черкасского, других качеств я в нем не замечал.

Поместил я его в Тлумаче, где в числе прочих требований, предъявленных ему, одним из самых настоятельных оказалось требование о дезинфекции одежды, особенно зимней, переполненной вшами. К сожалению, дезинфекционные камеры, имевшиеся у нас к тому времени, были недостаточно объемисты и не справлялись с предъявлявшимися к ним запросами. Не справлялись, впрочем, с ними и появившиеся в то время впервые на фронте дезинфекционные отряды Кр. Креста, и военные, число коих пока было еще очень мало. Впрочем, кроме холеры, заразных болезней в то время еще почти не появлялось. Другим новым отрядом был 6-й отряд Земского Союза кн. Григ. М. Волконского. Очень хорошо всем снабженный, он был направлен мною в Заамурский корпус, с которым и проработал все время, до моего ухода из армии. Благодаря прекрасным сестрам и живым помощникам уполномоченного, от ряд этот работал прекрасно, обезвреживая несколько мертвящее влияние своего начальника, занятого, казалось, главным образом, мыслью о том, как бы не унизить своего достоинства.

Еще раньше, в Келецком периоде, мне надлежало отметить появление на фронте первых транспортов Кр. Креста. Наши передовые отряды, составленные из перевязочно-питательного пункта с 3 врачами и транспорта из 30 повозок, оказались несколько громоздкими, причем для перевязочно-питательной их части было, большей частью, слишком мало дела. В виду этого, наряду с ними в тылу стали формировать транспорты из 30 повозок только с двумя сестрами при каждом в виде медицинского персонала.