Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

В 1-й армии я бывал менее всего, и из отрядов здешних я запомнил только 1-й передовой отряд Буторова, который я навестил где-то около Креславки. Вообще, в этой местности изобилия помещиков не наблюдалось, и даже в более крупных поселениях — Дрисса и Креславка — наши лечебные заведения были размещены неблестяще. Исключением был лишь Полоцк, но и тот только благодаря зданию Кадетского корпуса, о котором я говорил выше.

С Полоцком у меня связано воспоминание о местном уполномоченном Красного Креста предводителе дворянства по назначению А. В. Вырубове, брате деятеля Земского Союза. Ранее он был женат на известной фрейлине Танеевой, столь близкой Государыне Александре Федоровне и Распутину, но разошелся с нею, причем со стороны Танеевых на него было брошено обвинение в педерастии. В Полоцке я нашел его женатым уже вторично и отцом нескольких детей, так что обвинение в педерастии видимо отпадало. Первое впечатление от Вырубова у меня было скорее благоприятное — человека живого и всем интересующегося. В городе он устроил Конно-железную линию от железной дороги до корпуса для перевозки раненых и больных; тут же устроил он «краснокрестную» телефонную сеть. В лечебные заведения молоко поставлялось от «беженских» коров, взятых им на содержание в свое имение от интендантства. На все это денег он от Управления Главноуполномоченного не требовал, и посему меня эти учреждения не касались. Тем не менее, у меня возникли тогда же некоторые вопросы, на которые, однако, ответ я получил лишь позднее, через посредство А. В. Татаринова, от нашего контроля.

В один прекрасный день, вскоре после поездки в Полоцк, я получил от принца Ольденбургского, тогда Верховного Начальника Санитарной и Эвакуационной части, поступившую к нему анонимную жалобу на злоупотребления Вырубова с предложением расследовать ее. Я поручил поехать в Полоцк Татаринова и недели через две получил от него подробный доклад. Выяснилось, что Вырубов жулик и притом не из мелких. Из его злоупотреблений в памяти у меня осталось два: телеграфную сеть, свою личную, а отнюдь не краснокрестное предприятие, он эксплуатировал при помощи военных санитаров и с расходованием на нее собранных на нужды Красного Креста денег, хотя и в небольшом количестве. А затем, что было серьезнее, взяв на прокорм беженский скот и получая за это от интендантства деньги, он кормил этот скот фуражом, бесплатно получаемым от того же интендантства по удостоверениям Красного Креста, причем Красному Кресту стоимость этого фуража, конечно, не возмещалась. Наоборот, молоко от этих коров он поставлял Красному Кресту за наличные. Все эти сведения, объяснения по которым данные Вырубовым были очень слабы, я представил принцу Ольденбургскому с заключением о возбуждения против Вырубова судебного преследования. Почему-то принц не решился, однако, рассмотреть это дело сам, а передал его Главному Управлению Красного Креста, а здесь Ильин и Чаманский, испугавшись скандала, неизбежно связанного с преданием суду хотя бы и бывшего мужа друга Государыни, положили все дело под сукно, так что до революции дальнейшего движения оно не получило.

Как-то я спросил в Управлении Принца, состоявшего при нем полковника Корчагина (или Кочергина, вполне в фамилии не уверен), почему принц сам не разрешил этого дела. Но тот усмехнулся и ответил мне полувопросом: «А фамилию его вы разве забыли?» За все время моей работы в Красном Кресте с 1911 по 1917 гг. это был единственный известный мне случай, чтобы против злоупотребления не последовало должной реакции. Впрочем, оговорюсь, что случаев злоупотребления было вообще немного. Кроме случаев Ржевского и Вырубова, у меня остался в памяти еще только один случай на Западном фронте, когда врач, заведующий перевязочно-питательным отрядом, был уличен своим заведующим хозяйством в преувеличенных записях якобы израсходованного мяса. Всюду происходили злоупотребления со спиртом и вином, но на это приходилось смотреть сквозь пальцы, такими они стали обыденными. Кстати, уже в первой половине 1916 г. тайное винокурение получило около фронта колоссальное распространение. Барон Черкасов цитировал мне, например, данные по Витебской губернии, по которым в начале 1914 г. в месяц обнаруживались в губернии по 2–3 случая тайного винокурения, а в начале 1916 г. они уже исчислялись сотнями в месяц. За вино или спирт можно было устроить все, в особенности на железных дорогах, где спирт легко устанавливал и поддерживал хорошие отношения.

Если уже в 9-й армии у меня бывали тяжелые минуты, когда я не получал своевременно денег, то на Западном фронте эти минуты стали повторяться гораздо чаще. Расходы Красного Креста оказались столь великими, что жертвуемых ему сумм оказалось недостаточно, и он жил, как и Земский и Городской Союзы, на казенные средства. Сметы его рассматривались в особой комиссии под председательством одного из членов Военного Совета (сперва ген. Фролова, а потом Веденяпина), что брало немало времени. В результате средства отпускались обычно уже после истечения сметного периода, и только небольшая их часть отпускалась в виде аванса. В тылу с этим еще справлялись, но на фронте являлась необходимость производить займы в военных казначействах, которые обычно разрешались, но что часто бывало очень неприятно. Как-то, еще в первые месяцы моего пребывания в Минске, денежное положение мое было столь остро, что я послал в Главное Управление телеграмму, прося или перевести мне необходимые средства или научить обходиться без них. Ответа на эту телеграмму я не получил, но потом узнал, что она очень смутила старого барона Мейендорфа, председательствовавшего в заседании Главного Управления, когда она была доложена.

Попутно коснусь вопроса о вознаграждении персонала Красного Креста, по поводу которого немало бывало разговоров, как о якобы преувеличенного. Санитары и сестры получали в Красном Кресте тот же оклад, что и в военном ведомстве (сестра — 30 р. в месяц на всем готовом); врачи получали оклады, иначе исчисленные, чем в военном ведомстве, но по размеру мало от них отличающиеся. Первоначально наши оклады были несколько выше, потом, наоборот, несколько ниже военных. Обособленно стояли оклады административного персонала. Большая часть его получала определенное содержание, уполномоченные же в принципе должны были работать бесплатно. Та к как, однако, часть их не имела достаточных для этого средств, то им были установлены суточные в размере 10 р. Первоначально почти все работали бесплатно, но с течением времени положение изменилось, и, наоборот, большинство брало эти суточные. Особоуполномоченные сперва все работали безвозмездно, но потом и тут положение изменилось, и, например, на Западном фронте один Кочубей имел возможность ничего не брать. Главноуполномоченным суточных не полагалось, но зато им отпускалось в безотчетное распоряжение по 1000 р. в месяц. Большинство из них этой суммы на себя не пользовалось или, как например, Волков и я, употребляли ее на нужды, сметой не предусмотренные, но некоторые, как например, Иваницкий и, кажется, Зиновьев, средства которых были ограничены, рассматривали ее, как суррогат жалования, как, в сущности, она рассматривалась и Главным Управлением при ее установлении.