Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Губернское земское собрание по своему составу, еще более уездных собраний было отражением помещичьего класса, почти исключительно дворянского и притом лучшей его части. Сейчас тогдашние наши взгляды, даже таких «либералов», каким считался Колюбакин, показались бы архаичными, но, хотя с тех пор прошло всего 50 лет, надо принять во внимание, какие это были годы. В громадном большинство это были люди безукоризненной честности, и очень многие из них несомненные альтруисты, но жившие по шаблону, и новизны какой бы то ни было, не понимавшие. Состояло Собрание приблизительно из 60 человек, среди коих многих стоит отметить, как характерных, хотя и не всегда положительных представителей той эпохи.

Среди гласных Новгородского уезда особым уважением пользовался бывший председатель Губернской земской управы М. А. Костливцов. Глубокий старик, он сохранил идеализм и горячность юноши, и когда оспаривал взгляды противные его убеждениям, то его волнение подчас вызывало у нас, молодых, улыбки. Другой старик, новгородец Лутовинов, таким уважением и любовью не пользовался, ибо славился своей прижимистостью. Поэтому, когда рассказывали, как в столярной мастерской в Колмове душевнобольной, считавшийся спокойным, ударил его по голове рубанком, и он не был изувечен только благодаря меховой шапке, то сочувствия к нему это ни в ком не вызвало. Оба его сына были уездными предводителями в Новгороде: старший умер, не достигнув 30 лет от рака на языке, который ему повторно оперировали, младший, бывший тогда гораздо более правых взглядов, чем я, в январе 1917 г. ставил свою кандидатуру в губернские предводители. Всех новгородцев-эмигрантов крайне удивило поэтому, когда стало известно, что во время гражданской войны он был расстрелян белыми, как командир красноармейского полка.

Перед Лутовиновыми предводителем в Новгороде был Болотов, личность сама по себе ничтожная, но характерная для последних лет перед революцией. Кончив Училище Правоведения, если не ошибаюсь, последним, он был вскоре избран мировым судьей в Петербурге, но уже на следующих выборах был забаллотирован, оставив после себя самые печальные воспоминания. Я застал его земским начальником в Любани. Это был период, когда он думал только о еде; смеялись, что уже часа за три до обеда он беспокоился, что у него еще «не открылся аппетит». В 1904 г., во время мобилизации, он был предводителем дворянства, и понравился присланному наблюдать за нею князю «Котику» Оболенскому, другу Матильды Витте, и Оболенский рекомендовал его Дурново, когда тот осенью 1905 г. решил обновить состав губернаторов более энергичными людьми. Болотов был назначен губернатором на Урал, кажется, в Пермь, но уже через год вылетел оттуда после ревизии, установившей, что он больше интересовался женщинами, чем делами. Кстати, замечу, что у меня вообще осталось впечатление, что с 1905 г. и до самой революции происходило непрерывное ухудшение кадра губернаторов и вице-губернаторов. Выбирались они из той же среды, что и раньше, но с меньшим разбором, и притом не имели, быть может, ни служебного, ни жизненного опыта прежних. И раньше часто назначались губернаторами гвардейские офицеры чуть ли не прямо из строя, а теперь, около 1910 г., только бывших преображенцев было среди них 9 человек. Машина административная шла прежним ходом, и среди новых ее руководителей было немало, несомненно, способных людей, но, в общем, авторитета их предшественников у них не было.

После удаления из губернаторов, Болотов уже никуда больше попасть не мог. В эмиграции он написал две книжки воспоминаний, довольно печальных для их автора, а позднее, совершенно для всех неожиданно, оказался монахом в одном из наиболее строгих монастырей на Афоне, где и умер.

В порядке уездов следующее место после Старорусского занимал Крестецкий; возглавлял его долгие годы барон В. П. Розенберг, пользовавшийся авторитетом как бывший участник еще предшествовавших освобождению крестьян редакционных комиссий. Говорили, что он был человек очень умный, но я, возможно по его старости, убедиться в этом не мог. Во всяком случае, в общественных вопросах он представлял правые взгляды 60-х годов, даже к 1900 г. сильно устаревшие. Я уже называл из других гласных этого уезда Храповицкого, Родзянко и Булатова, и мне остается упомянуть еще про Я. И. Савича, с которым мы одновременно вступили в Губернское земское собрание и с которым оставались в нем до самой революции. Человек добрый и мягкий, он был сыном бывшего губернского предводителя дворянства И. Я. Савича, бывшего крупным финансовым деятелем, и сам вскоре стал членом правления разных банков, считаясь посему у нас знатоком всех денежных вопросов.

Из Крестец один за другим приезжали губернскими гласными отец и сын Демчинские. Отец — сперва юрист-адвокат, а затем инженер путей сообщения, был, несомненно, человеком очень способным, но кидающимся из стороны в сторону. Сперва он пропагандировал в России китайскую грядковую культуру, а затем перешел на предсказания погоды. Он говорил, что ее изучение привело его к выводу, что она сменяется равномерно, по циклам в 14 лет, но на чем он основывал свою систему, да и была ли она у него вообще, я не знаю. В начале у него было много страстных поклонников, но позднее они исчезли, и выражение «жить или хозяйничать по Демчинскому» звучало насмешкой. В Новгороде на эту тему с ним, впрочем, не спорили, а больше слушали его анекдоты, которые он рассказывал артистически (лишь одного другого такого рассказчика — балалаечника В. В. Андреева — я позднее встретил). Позднее Демчинского заменил его тоже способный сын Борис, с которым у отца установились курьезные семейные отношения: в то время, как сын женился на пожилой вдове, отец женился вторично на ее дочери.

Соседний с нашим Старорусским Демянский уезд был самым отсталым во всех отношениях на юге губернии. Я уже не застал в нем предводителем Сиренко, в течение 21 года правившего уездом. Про него рассказывали, что он умудрялся на бесплатной должности предводителя получать в год до 1500 руб. Все канцелярские суммы по многочисленны функциям предводителя поступали в его распоряжение и, недоплачивая понемногу то тут, то там, из остатков он сколачивал, таким образом, детишкам на молочишко приличную сумму. Все шло хорошо, пока один из земских начальников уезда Павел Дирин (брат вице-губернатора), не был обвинен в изнасиловании нищенки. Дело это возбудило страстные разногласия в уезде, и я боюсь сказать, был ли Дирин виноват или явился жертвой шантажа, как многие утверждали. Во всяком случае, следствие было прекращено за недостатком улик, но Дирину пришлось уйти в отставку. Он обвинил в этом Сиренко, и тот на следующих выборах был забаллотирован и заменен крайне ограниченным Карповым. Позднее, в Демянске, был предводителем и Дирин. Как и брат, очень красивый, он был умнее его, но не слишком стеснялся в средствах.