Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Тихвинский уезд присылал в Новгород в течение более 25 лет своего предводителя М. М. Буткевича, крайне скромного человека, которого все уважали и любили. Несмотря, однако, на всю его культурность и деликатность, крупным деятелем он не был и роли в Губернском Земстве не играл. В первые годы его службы предводителем, в уезде шла ожесточенная борьба между его сторонниками и семьей Агафоновых, до него распоряжавшейся всем в уезде. При тогдашней «цензовой» системе право участия в выборах принадлежало лишь владельцам определенных цензов, т. е. недвижимого имущества. Поэтому в Тихвинском уезде в те годы создавались искусственные цензы — отделялись несколько сот десятин болот, ни во что не ценившихся, и по купчей передавались какому-нибудь новому фиктивному землевладельцу, все обязанности которого сводились к поддержанию на выборах того иди другого кандидата. В Тихвинском уезде, таким образом, было создано в те годы и около 50 таких искусственных цензов, и партия Буткевича победила двумя-тремя голосами. Против него, в сущности, возражений, кажется, ни у кого не было, но оппозиция была, главным образом, против председателя Земской управы Бередникова, под влиянием которого, говорили, находился Буткевич.

Теперь смешно припомнить, что Бередников мог считаться либералом. Как и многие другие его единомышленники в то время, он дальше весьма осторожных фраз не шел, но и этого было тогда достаточно, чтобы, когда в 1905 г. произошла первая русская встряска, Бередникова забаллотировали. В Губернском земском собрании он был из наиболее многоречивых ораторов, хотя и не из более деловых. Кстати, скажу, что действительно хорошо в те годы говорили в Губернском земском собрании только Колюбакин и Сомов, и человек 10 говорили дельно, большинство же молчало или даже мирно спало. Из Тихвинского уезда был гласным еще Тимирев, с которым я позднее 10 лет пробыл в Государственной Думе.

Из Череповецкого уезда, кроме Сомова, были Румянцев и Милютин, с которыми я был позднее в Гос. Думе. Румянцев в 80-х годах был председателем местной Земской управы и был повинен в том, что правительство приостановило в Череповце деятельность земства, а самого его сослало в Вятку. Позднее я его спросил про этот инцидент, и он мне рассказал, что его идея была, чтобы плательщики поземельного налога сами его разлагали между собою, и поэтому он провел в Земском собрании, чтобы налог этот распределялся управой только по волостям, а в них — по отдельным плательщикам их общим собранием. Конечно, результатом этого был только общий хаос, и от этого пришлось очень быстро отказаться. Во всем этом курьезно более всего, однако, было то, что правительство усмотрело во всем этом революционную крамолу и сослало Румянцева. Когда через 15 лет после этого он вернулся в Губернское земское собрание, где я с ним познакомился, я, сознаюсь, был очень в нем разочарован: по всем рассказам я ждал увидеть в нем крупного человека, а оказался он милым старичком, но абсолютно непрактичным. Более всего поразило меня, в конце концов, то, что из-за такой безобидной личности могли приостановить в уезде работу земства.

Милютин, дельный инженер Петербургского водопровода, был племянником И. А. Милютина, в 80-х годах известного всей культурной России Череповецкого городского головы. При нем Череповец, городок тогда с 6000 жителей, получил название «Северных Афин», ибо в нем было около 1000 учащихся; то, что теперь является почти общим правилом — городок с тремя средними учебными заведениями тогда было явлением исключительным. Ивана Андреевича я встретил уже стариком. Ходил он тогда всегда в сюртуке с черной овчинкой на плечах и особенно интеллигентного впечатления не производил.

Два северных уезда — Белозерский и Кирилловский, были наиболее захолустными в губернии. В Белозерске большое влияние имели инженеры Кульжинские: отец, а позднее и сын, обычно проверявшие в Губернском земском собрании все технические сметы. Как техники они пользовались авторитетом, но почему-то популярными в Собрании не были. Одно время предводителем в Белозерске был Владимирский, издатель «Петербургского Листка», трактирной газетки, основанной его отцом. Владимирский был на два года старше меня по Правоведению, всегда отличался своей хлыщеватостью, и авторитетом нигде не пользовался.

Кирилловский уезд был уделом многочисленной семьи Тютрюмовых. Я застал из них в Новгороде Александра, бывшего тогда там управляющим отделением Госбанка. Небольшой и непрезентабельный, он симпатий никому не внушал, и я думаю, что именно это, а не его довольно умеренный либерализм, сгубило его карьеру в 1905 году. Два его брата были — предводитель дворянства и председатель Губернской земской управы; первый из них кончил свою деятельность как-то печально, а другой был таким заикой, что как-то в уездном Земском собрании был приглашен «переводчик» для истолкования его объяснений. Наконец, один из братьев был где-то на севере исправником. Словом, положение в уезде было такое, что как-то Бередников даже сострил, говоря в Земском собрании про гласного «Александра Кирилловича, представителя Тютрюмовского уезда». Остроумие было не Бог весть какое, но все невольно усмехнулись. Всю семью Тютрюмовых вывозил Игорь Матвеевич, видный юрист, профессор гражданского права и позднее член Гос. Совета от Новгородского земства. Когда Стасов отказался быть дальше гласным, на его место был выбран председателем редакционной комиссии именно Тютрюмов, и всегда прекрасно вел ее. Кирилловский уезд долгие годы выбирал предводителем дворянства старика Богдановича, в общем — копию Сиренко, так же, как и тот, пользовавшийся канцелярскими суммами. После его смерти эти суммы привлекли ряд других кандидатов в предводители, которые, однако, все были хуже один другого. Про одного из них, совершенно спившегося, рассказывали, например, что он из милости жил на печи у содержателя почтовой станции: невольно являлась мысль, что вся предводительская организация, столь до революции влиятельная, уже совершенно себя пережила.

В Губернском земском собрании участвовали, как и в уездных, еще представители «ведомств»: «казны» и епархиального ведомства. Ими были в эти годы управляющий Госимуществами Лебедев и епархиальный наблюдатель церковных школ Спасский. Роль их была минимальна (Лебедев обычно только подавал протесты против неправильного обложения казенных земель), но тогда как к Лебедеву отношение было добродушное, Спасского все дружно терпеть не могли, впрочем, не могу сказать, за что.

Мне пришлось как-то в первые годы председательствовать один раз в Губернском земском собрании, и довольно неудачно. Прения по какому-то пустяшному вопросу чрезмерно затянулись, и я их прекратил своей властью. Закон давал мне право на это, но это была неустановившаяся практика, и мне за это после конца заседания досталось от старших гласных, в чем они, должен сознаться, были правы.