Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Если не ошибаюсь, летом 1901 г. Васильчиков пригласил меня в Псков присутствовать на созванном им съезде Земских Начальников. Перед тем в Выбити познакомился я с недавно назначенным им непременным членом Псковского губернского присутствия В. В. Ковалевским, с которым я проехал в ближайшее Доворецкое волостное правление и познакомил его с тем порядком делопроизводства, который был нами выработан на наших совещаниях. Теперь в Пскове, к моему, сознаюсь, большому удовлетворению, я увидел, что наши постановления послужили ему материалом для его предложений Съезду. С другой стороны, я был, однако, поражен — насколько архаична была вся работа земских начальников в Псковской губернии. Каждый из них работал по-своему, без всякого руководства со стороны Губернского присутствия, и, если среди них были и дельные и еще молодые люди, то немало было и людей во всех отношениях устаревших.

Псковская губерния вообще показалась мне отсталой по сравнению с Новгородской, и некоторые мелочи пахнули на меня духом Гоголевских сатир. Княгиня Васильчикова рассказала мне, например, что сразу после ее приезда к ней явился полицмейстер спросить, по каким дням наряжать жен пожарных мыть полы в губернаторском доме, как это установила ее предшественница графиня Адлерберг (конечно, этот труд никем не оплачивался). Самому Васильчикову пришлось выдержать борьбу за бесплатность службы предводителей дворянства. Не помню, под каким предлогом все уездные предводители губернии получали от земств по 2500 рублей на их личные расходы по воинскому присутствию. Васильчиков опротестовал эти постановления, и они были отменены, но на следующий год те же пособия были проведены по земским сметам под каким-то другим соусом. Васильчиков протестовал вновь, но не помню, удачно ли.

Как раз в эти годы было расширено право губернаторов опротестовывать земские и городские сметы. Уже с 1890 г. они могли опротестовать их не только по формальным нарушениям закона, но и по существу, а около 1900 г. вообще всякое увеличение сметы более, чем на 3 % в год, подлежало обсуждению в Губернском Присутствии. Вызван был этот новый закон жалобами на слишком быстрый непосильный для плательщиков рост земского обложения, а весьма возможно и опасениями Министерства финансов, что земства и города своими увеличенными налогами ослабят поступления налогов государственных. На практике, однако, я не знаю ни одного случая, чтобы превышение установленных законом 3 % вызвало исключение какого-либо расхода из сметы. Если земства и города того времени и можно было упрекнуть в чем-либо, то в том, что они недостаточно быстро отзывались на нужды масс населения, а не в том, что они производили излишние расходы.

В 1898 г. в Новгородской губернии была введена казенная винная монополия, которая, надо это признать, была наиболее удачным нововведением Витте, конечно, только с точки зрения бюджетной, но наряду с нею монополия должна была якобы явиться фактором морализующим, уничтожив все злоупотребления, связанные с прежним кабаком. Не знаю, насколько искренне Витте и его сотрудники верили в возможность осуществления этой цели, но, во всяком случае, в государственном бюджете появилась новая расходная статья — пособия попечительствам о трезвости. Во всех уездах были созданы комитеты этого попечительства, и мне, как предводителю, пришлось председательствовать в Старорусском Комитете. Рассчитывать на какие-либо поступления, кроме небольшой казенной субсидии, а также и наладить какую-либо серьезную борьбу с пьянством было невозможно (если вообще признать, что она может дать сколько-нибудь осязательные результаты). Комитет решил открыть несколько чайных, которые нам рекомендовались для замещения кабаков, игравших в деревнях роль клубов и исчезнувших с введением монополии.

Позднее мне пришла, однако, мысль использовать Попечительство о трезвости для устройства в уезде библиотечек. Как раз в это время Губернское Земство решило придти на помощь открытию их пособием в размере 50 % стоимости книг, если их будет куплено не менее, чем на 250 рублей. В уезде этих денег найти мне не удалось, и я прибег к помощи родителей (вообще, до самого конца я лично зависел от их поддержки). Они дали мне 3000 рублей, и на эти деньги вместе с земским пособием и были открыты первые в уезде сельские библиотеки, по одной в каждой волости. К сожалению, позднее пополнение их новыми книгами почти не производилось, и интерес к ним в населении очень ослабел. Надо добавить еще, что во всех «народных» библиотеках можно было иметь только книги, включенные в особый каталог Министерства народного просвещения; хотя он и был довольно обширен (исключено из него было то, что считалось «крамольным»), но новые книги включались в него с изрядным запозданием, что ослабляло интерес к этим библиотекам.

Осенью 1904 г. решил я опубликовать мои впечатления о крестьянском законодательстве. В то время в Министерстве внутренних дел была образована комиссия для пересмотра этого законодательства, и мне казалось, что мои наблюдения могут оказаться полезными. Зимой я написал эту книгу, жена ее переписала, и весной 1902 года она была напечатана под названием «К вопросу о пересмотре законодательства о крестьянах». Многое из того, что я в ней высказал, устарело уже в ближайшие годы, а после революции 1917 года, в корне разрушившей прежний сословный строй, вся книга потеряла вообще какое-либо значение, но общего ее тона — что нашей деревне прежде всего необходимо образование — я могу не стыдиться, несмотря на то, что мои наблюдения даже тогда не были либеральными. Мне попались 5–6 отзывов о ней в печати, в общем, средних — не хвалебных, но не слишком ругательных, но несомненно, что она прошла почти что незамеченной.

В 1901 г. родители купили незастроенный участок земли рядом с их домом на 12-й линии Васильевского Острова, и с 1902 г. начали строить на нем большой доходный дом. Проект и наблюдение за постройкой они поручили довольно заурядному, но порядочному архитектору Курзанову, а самую постройку, как подрядчики, взяли на себя двое старших Погоржельских, перед тем построившие себе дом на Бронницкой и приобретшие на нем надлежащий опыт. Построен он был солидно, на цементе, что тогда было редкостью. При начале постройки все казалось, однако, более простым, чем в действительности оказалось; свободных денег, чтобы довести постройку до конца, у родителей не хватило, и надо было прибегнуть к кредиту. В сущности, это не представляло затруднений, ибо никаких долгов у родителей не было, и занять даже крупную сумму им не было бы затруднительно. Обращаться к ростовщикам им, однако, претило, а залог дома в Городском Кредитном Обществе был возможен лишь по полном окончании постройки. Пришлось обратиться в частный банк долгосрочного кредита. Но как раз в это время Министерство финансов напомнило этим банкам, что они вышли за пределы, установленного уставом соотношения между их ссудами городскими и земельными, и предложило приостановить городские ссуды впредь до восстановления надлежащего соотношения. Распоряжение это было вполне правильным, ибо частные банки своими городскими ссудами сокращали операции городских кредитных обществ, организаций общественных, но моим родителям от этого легче не было. Оказалось, впрочем, что когда отец пошел в Московский Купеческий Банк (через который делал все дела) только за советом, как ему быть, то там сряду предложили открыть ему крупный кредит без всякого специального обеспечения. Дом был вскоре затем закончен, и все его 193 квартиры были сразу же заняты; и позднее все они сдавались без всяких затруднений.