Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Хотя битва при Фермопилах и закончилась поражением, она скоро переросла в победу боевого духа. Как таковая, она была важной и неотъемлемой частью окончательной тотальной победы греков над персами. Более того, эта победа была бы невозможна без необходимого вклада спартанцев. Замечательная организация их общества в хорошо отлаженную военную машину и развитие зачатков многонационального греческого союза задолго перед вторжением персов в континентальную Грецию обеспечили необходимое ядро военного руководства, вокруг которого могло сформироваться греческое сопротивление. Героическая самоубийственная оборона Фермопил показала, что персам можно и нужно противостоять, и придала маленькой, неустойчивой и несплоченной армии греческих патриотов мужество представить себе, что они могут однажды нанести поражение захватчикам. Харизматическое лидерство спартанских командиров статуса и калибра Леонида и регента Павсания радикальным образом сплотили и вдохновили сухопутные войска греков.

Но что же вообще принесли спартанцы на праздник древнегреческой культуры, источник Западного наследия, кроме того, что сделали этот праздник вообще возможным? Разные современные интерпретаторы подчеркивают разные аспекты достижений культуры классической Греции. Лично я отдал бы предпочтение трем выдающимся качествам, или чертам: прежде всего верности духу состязательности во всех его видах почти ради него самого; во-вторых, верности концепции и идеалу свободы и, в-третьих, способности к почти неограниченной самокритике, а также к врожденной критичности в отношении других (не в последнюю очередь, прочих греков).

Первые из этих качеств можно с равным успехом обнаружить в обоих образцах древнегреческой цивилизации — Спарте и Афинах. Однако третье — самокритика — было явно особенностью Афин, а никак не Спарты, по крайней мере так любили утверждать их афинские современники, с чем многие впоследствии соглашались. Например, Перикл в изложении Фукидидом его Похоронной речи 431–430 г., издевался над навязанной государством храбростью спартанцев, а спустя столетие Демосфен ошибочно утверждал, что спартанцам запрещалось даже критиковать свои законы, не говоря уж об их изменении.

Не подлежит сомнению, что в Спарте не существовало эквивалентов Афинскому демократическому Собранию и народным судам, кроме того, у спартанцев не было ежегодных фестивалей драмы и трагедии, которые предоставляли финансируемую государством возможность самоисследования и самокритики. Однако спартанцы не были такими уж совершенно покорными автоматами, какими их представляла древняя афинская и современная либеральная пропаганда. Временами ворчливое недовольство властями могло перерасти в открытый вызов, как индивидуальный, так и коллективный. Даже спартанские цари, которые возносились на самую вершину иерархии знатности, богатства и престижа, могли быть подвергнуты унижению судом, или штрафом, или, что еще хуже, подобно Демарату, изгнанию под страхам смерти. Поэтому было бы правильнее и точнее сказать, что культура Спарты не поощряла интеллектуальные возражения, а тем более открытый протест ни в агоре, ни в иных местах общественных собраний.

Вероятно, все греки были страстными любителями доброй состязательности. От их термина для духа соревнования « agonia » происходит наше слово «агония», и эта этимологическая связь предполагает интенсивный, неистовый характер состязательности в Древней Греции. Война у греков достаточно красноречиво называлась agôn (состязание), так же как и публичные дебаты, реальные или вымышленные, а также судебное разбирательство, как и религиозные празднества, включавшие соревнования атлетов или иные, подобные, например, Олимпийским играм. В конце концов, именно греки додумались до идеи атлетических видов спорта, подобно тому как они додумались до прототипа современного театра — и то, и другое в контексте вдохновленного религией соревнования или состязания.

Спартанцы не уступали никому из прочих греков по части страстной, почти фанатичной преданности духу соревнования. Они даже превратили сам акт выживания при рождении в предмет публичного соревнования, поручив старшим наблюдение за испытаниями новорожденных в винной ванне. Практика предания младенцев с явными признаками физического уродства или болезненности ранней смерти на дне ближайшего ущелья не была столь странной и жестокой, какой представляется нам сейчас: как Платон, так и Аристотель были сторонниками «отказа» от дефективных новорожденных детей в своих идеальных государствах. Аналогичным же образом, статус взрослого для спартанских мужчин мог быть достигнут только успешным прохождением через ряд по преимуществу физических соревновательных испытаний, составлявших уникальное образование, или групповую социализацию, известную как agôge , т. е. «воспитание». И даже тогда становление полноценным взрослым гражданином Спарты зависело от прохождения еще одного и последнего приемного испытания — соревновательного допуска к общей трапезе в возрасте 20 лет.

Те несчастные, кто не проходил этих учебных испытаний, или испытаний на право называться гражданином, оказывались в состоянии исключения, отлучения, постоянного статуса аутсайдера. Для тех же, кто достигал полного гражданского статуса, внутреннее соревнование за статус далеко не заканчивалось в возрасте двадцати лет. Они ни на мгновение не прекращали соревнование между собой и с другими ни за пределами Спарты — разумеется, на войне и не менее успешно и показательно на Олимпийских играх, ни у себя дома, например, на конных или атлетических состязаниях, соревнованиях, или на выборах на более высокую должность, или за членство в элитной царской гвардии. Рассказывают, что некий спартанец, разочарованный тем, что ему не удалось стать избранным в царскую гвардию, заявил, что в восторге от сознания, что триста спартанцев оказались лучше него, при этом он продолжал добиваться, пока не достиг в дальнейшем высокого общественного признания.

Что касается общей греческой страсти к свободе, Критий, афинский политик, писавший о спартанском образе жизни в стихах и в прозе и тем самым заложивший основы литературной традиции «спартанского миража», сказал, что «в Лакедемоне проживают те, что наиболее порабощены, и те, что наиболее свободны». Под «теми, что наиболее свободны», он разумел собственно спартанцев, точнее, спартанский класс господ, которые были освобождены, не считая войны, от принудительного труда в качестве рабочей силы, от необходимости выполнять какую-либо производительную работу. Под «самыми порабощенными» он имел в виду, разумеется, илотов. Как отмечалось выше, эти люди были грекам ми, которые несмотря на свое врожденное право на свободу были коллективно порабощены и с которыми обращались с необычной жестокостью, как с покоренным, но представлявшим постоянную опасность населением.