Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Это жестокое обращение сначала изумило, а затем вызвало глубокую озабоченность наиболее чувствительных наблюдателей за жизнью спартанцев. Например, Платон, в целом ни в коем случае не относившийся к Спарте враждебно, заметил: «Спартанская система обращения с илотами — практически самая спорная и противоречивая тема в Греции». Эта противоречивость достигла кульминации в годы взрослой жизни Платона. Ибо вслед за решающим поражением Спарты под Левктрами в 371 г. от беотийцев под предводительством Фив большая часть илотов, жителей Мессении, наконец получила долгожданную свободу и начала жить жизнью свободных греческих граждан в возрожденном (по их мнению) свободном городе Мессены. Должен отметить, что спартанцы отнюдь не были уникальны в Древней Греции в том, что не усматривали несовместимости своей свободы с несвободным положением рабов, и в том, что их свобода основывалась на несвободе.

Эти два аспекта спартанской культуры и общества — состязательность и спорные представления о свободе — почти сами по себе делают наших спартанских предков заслуживающими постоянного культурного интереса и исторического исследования, однако ими далеко не исчерпывается крайняя занимательность Спарты. Давайте рассмотрим более или менее хорошо засвидетельствованные социальные обычаи и практики спартанцев, на которых мы останавливались в главе 4: узаконенная педерастия между молодыми взрослыми воинами и подростками в рамках обязательной государственной системы образования; атлетика, включая борьбу, практикуемая официально и якобы в обнаженном виде девушками-подростками; публичное оскорбление и унижение неженатых мужчин замужними женщинами на ежегодных религиозных праздниках; полиандрия (многомужество) и обмен женами, не влекущий общественного осуждения и легального обвинения в супружеской неверности ни для одной из сторон.

Для всего этого характерна одна особенность: необычный (фактически, по греческим и даже большинству наших недавних стандартов уникальный) статус и поведение половины спартанского населения — женщин. Сохранившиеся свидетельства достаточно многочисленны для того, чтобы недавно вышла книга о них. Это также одно из новейших исследований, готовых говорить о существовании определенного «феминизма» в Спарте. Однако, я полагаю, нам следует принимать по крайней мере некоторую часть этих, в высшей степени спорных свидетельств с долей (предположительно аттического?) скепсиса, особенно там, где очевидно идеологическое или пропагандистское намерение. Наши письменные источники имеют исключительно мужское происхождение, почти полностью не спартанское и зачастую отчетливо афиноцентристское. Но имеется достаточно надежных свидетельств, чтобы дать нам возможность сделать уверенный вывод, что Спарта серьезно отличалась от традиционных греческих норм политических и социальных отношений в таких жизненно важных областях, как брак и продолжение рода.

Это безусловно делает Спарту постоянно заслуживающей изучения не только историками, но, среди прочих, антропологами и социологами в области сравнительных культурных исследований. Геродот, отец (сравнительной) антропологии, как и истории, заявил во всеуслышание о своем согласии с фиванским лирическим поэтом Пиндаром, что «обычай был верховным владыкой». Он имел в виду, что, по его мнению, каждый народ убежден, что его собственные обычаи не только относительно совершеннее прочих, но что они лучшие из возможных. Неудивительно, что он проявлял особый интерес к обычаям, практикам и верованиям спартанцев. Вот несколько тому примеров. Все они взяты из седьмой книги его Историй , книге о Фермопилах, и все посвящены доказательству того, что спартанцы были не просто готовы, а предрасположены культурой и воспитаны, чтобы умереть за свои идеалы, то есть пожертвовать своей индивидуальной жизнью ради некой большей коллективной цели, будь то местного значения или национальной.

Как мы помним, незадолго до эпической битвы за Фермопилы конный разведчик доложил царю Ксерксу, что спартанцы в ущелье расчесывают и умащают свои длинные волосы. Он просто отказался поверить, что воины, которые перед сражением укладывают, подобно женщинам, волосы, окажутся серьезными противниками на поле боя. Или, скорее, в случае Фермопил, не просто серьезными противниками, а людьми, готовыми расстаться с жизнью, точно зная, что погибнут. То, что именно эта идея лежала в основе решения спартанцев послать в 480 г. в Фермопилы специально отобранный отряд из трехсот воинов под началом царя Леонида, подтверждается не только тем, как они сражались и погибли, но также и тем, что все отобранные солдаты должны были иметь живого сына, чтобы не допустить прерывания рода — иными словами, после их гарантированной гибели.

То, что их миссия была самоубийственным жертвоприношением, подтверждает также еще одна история из Книги 7 Геродота, изложенная, кстати, незадолго до повествования о Фермопилах. В ходе подготовки к нашествию персов в 480 г. спартанцы обдумывали, как им уговорить Ксеркса отказаться от него. Будучи очень богобоязненными людьми, они полагали, что вторжение было, по крайней мере частично, наказанием небес за содеянное ими несколько лет назад кощунственное убийство посланцев отца Ксеркса Дария — лиц, чей статус давал им право на неприкосновенность. Поэтому они задумали направить к Ксерксу двух спартанцев, чтобы тот мог их убить как искупительную жертву примирения и компенсации. Можете считать спартанцев наивными — именно так якобы расценил этот жест Ксеркс, попросту отпустивший потенциальных патриотов-самоубийц с высокомерным презрением. Однако очевиден дух самопожертвования, в данном случае на благо всей Греции, а не только Спарты.

Ксеркс все же вторгся в Грецию и после упорного сопротивления греков взял Фермопильское ущелье. «Поведай спартанцам» — начало знаменитой эпитафии Симонида, воспевшей героев-спартанцев, павших в этом сражении, эхом отозвалось в современной популярной культуре. Как указывает дальнейший текст эпиграммы: «…о путник,/Что здесь покоимся мы, их законам покорны», законы Спарты были необыкновенно суровы. Но в другом значимом пассаже 7-й Книги Геродота — предполагаемой беседе Ксеркса с низложенным бывшим царем Спарты Демаратом поясняется, каков предположительный смысл этой заключительной фразы эпитафии: это иллюстрация специфически греческой гражданской покорности законам, качества, которое спартанцы воплотили и осуществили во всей полноте.

Демарат убеждает Ксеркса, что спартанцы будут противостоять ему, так как они боятся закона даже больше, чем подданные Ксеркса боятся его самого. Еще более существенно то, что в отличие от них спартанцы могут сделать свободный выбор. Они установили для себя собственные законы путем коллективного соглашения и выбрали подчинение им. Их не вынуждал покоряться произвольным и беззаконным капризам деспота или самодержца простой страх или сила. Это было, безусловно, предвзятое и этноцентрическое суждение Геродота. Но оно также содержит и безусловную истину как о древних греках в целом, так и о спартанцах, ведущей греческой силы периода войны с Персией.