Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

В Училищный совет при Святейшем Синоде вдовы подпоручика Анны Григорьевны Достоевской

Прошение

Препровождая при сём изданные мною отрывки из сочинений моего покойного мужа под названием 1) «Мужик Марей», «Столетняя», цена 10 коп. 2) «Верующие бабы», цена 5 коп. 3) «Выбор из сочинений Ф. М. Достоевского для учащихся среднего возраста, изданный под редакцией Вл. Я. Стоюнина», цена два рубля, имею честь просить Училищный совет при Святейшем Синоде рассмотреть и, буде книжки окажутся достойными, разрешить к употреблению в библиотеках церковно-приходских школ. Считаю нужным присовокупить, что из этих книг «Выбор из сочинений Ф. М. Достоевского» и «Мужик Марей» вошли в список книг, разрешённых Министерством народного просвещения к употреблению в ученических библиотеках городских училищ по положению 31 мая 1872 г. и в учительских библиотеках начальных школ (ЖМНП [586], август 1893 г.). Кроме того, «Мужик Марей» одобрен для библиотек средних учебных заведений и Собственною Е. И. В. канцелярией рекомендован для чтения в сельских и патриотических школах и в приготовительных классах женских учебных заведений. Книжка

«Верующие бабы» также допущена для чтения в учебных заведениях ведомства учреждений императрицы Марии. Ввиду того, что цена моих изданий может считаться высокою, я могу сделать для церковно-приходских школ уступку в 40 % и при следующих изданиях предполагаю понизить цену.

Имею честь представить вышеозначенные книги в двух экземплярах каждую и приложить две гербовые марки 80-копеечного достоинства.

Ответ от 25 ноября 1897 г. (за № 4153) на указанное прошение гласил:

Г-же издательнице книг <���…> вдове подпоручика Анне Григорьевне Достоевской.

Журнальным определением Училищного совета при Святейшем Синоде от 22 ноября 1897 г. за № 715, утвержденным г-ном обер-прокурором Святейшего Синода, ходатайство Ваше об одобрении для церковноприходских школ изданных Вами вышеназванных книг отклонено, о чём Училищный совет сим Вас уведомляет [588].

Усилия А. Г. Достоевской на сей раз оказались тщетными. Не помогло даже близкое знакомство просительницы с самим обер-прокурором Святейшего Синода – К. П. Победоносцевым (который, кстати сказать, состоял официальным опекуном её детей!). Духовное здоровье русского юношества оказалось для Победоносцева несравненно дороже интересов отдельной, даже опекаемой лично им семьи…

Хотелось бы остановиться ещё на одном, более раннем эпизоде, связанном с духовным ведомством и характеризующем отношение этого учреждения к Достоевскому. Вот документ, обнаруженный нами также в делах синодального архива и относящийся еще к 1879 г.:

В СПб. комитет духовной цензуры члена архимандрита Иосифа

Записка

В пятой главе 2-й части романа г-на Достоевского рассматривается вопрос об отношении церкви к государству с римско-католической точки зрения [589]. Но так как на страницах 737 и 738 сделаны указания на некоторые памятники церковной письменности и даже на жития православных святых без должного к ним уважения [к православной нашей церкви], то без исключения этих мест означенная глава романа неудобна для публичного чтения.

30 декабря 1879 г. Достоевский выступил с чтением главы «Великий инквизитор» (именно она и составляет указанную в записке архимандрита Иосифа пятую главу из пятой книги второй части «Братьев Карамазовых») на литературном утре в пользу студентов С.-Петербургского университета (см.: ПСС. Т. 15. С. 388, 518). 21 марта 1880 г. Достоевский сообщал В. П. Гаевскому, который просил его выступить на вечере Литературного фонда: «Но вот ещё обстоятельство неблагоприятное: “Великого инквизитора” попечитель [М. С. Волконский] позволили мне прочесть месяца 1 ½ назад на лит<���ературном> чтении, тоже бывшем в пользу студентов университета. Сам попечитель присутствовал на чтении. Но после чтения он мне объявил, что, судя по произведенному впечатлению, он впредь мне его запрещает читать» [591]. Таким образом, точки зрения общей и синодальной цензуры благополучно совпали.

Имя Достоевского неизменно вызывало идейную полемику – как при жизни писателя, так и после его смерти. Различные общественные группировки стремились представить автора «Преступления и наказания» своим духовным союзником. В этом отношении любопытен ещё один документ, извлечённый нами из фондов Министерства народного просвещения:

В заседании особого отдела Учёного комитета Министерства народного просвещения 10 мая 1902 г. слушали (ст. VI): отзыв члена Н. А. Майкова о книжке: «Русские писатели. Маленькая хрестоматия (№ 7) VII. Составил К. Говоров».

<���…> Из перечисления вошедших в книгу статей видно, что подбор сделан совершенно случайно [592], равным образом случайны и сведения о писателях и, кроме того, не всегда верны, и некоторые совершенно излишни. Так, в статье о Достоевском можно было и не упоминать о причине ссылки его, так как без разъяснения, какое значение имела эта ссылка на Фёдора Михайловича в смысле существенного изменения его убеждений, такое упоминание может повести к превратным толкованиям, особенно в среде читателей с известным настроением. Далее в той же статье сказано, что Достоевский «особенно любил учащуюся молодёжь». Достоевский особенно строго и несочувственно относился к беспорядкам в высших учебных заведениях, которые производились учащеюся молодёжью, и постоянно осуждал её за склонность к участию в разных подпольных движениях, и если искал сближения с ней, то ради влияния на неё (годы издания «Дневника писателя»). Вообще Достоевского в некоторых кружках почему-то считают в рядах не только либерального, но и революционного движения семидесятых годов, совершенно упуская из вида его характерный роман «Бесы» [593].

Заметим, что со дня смерти Достоевского прошло уже двадцать лет; три года остаётся до начала Первой русской революции.

Не вызвали одобрения у Н. А. Майкова и другие помещённые в хрестоматии авторы. Особый отдел Учёного комитета определил: «…согласно с изложенным мнением члена Майкова признать вышеозначенную книгу непригодною для школьных и народных библиотек» [594].

Приведём также цензорский рапорт, относящийся к 1887 г.:

«Из воспоминаний Достоевского» (Дневник писателя. 1876)

На постоялый двор в 40-х годах приезжает фельдъегерь, бежит в буфет, выпивает несколько рюмок водки. Затем садится в приготовленную ему свежую тройку и мчится дальше. Едва отъехали, как он встал и тяжёлым кулаком ударил ямщика по загривку без всякой причины, тот ёжится, погоняет тройку, но ничего не помогает, удары сыплются равномерно, как удары молота, и хозяин двора рассказывает, что все фельдъегеря драчуны, но этого все боятся. Он всегда так дубасит ямщиков без причины, так, для удовольствия.