Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

По своим воззрениям автор – убежденный социалист. Тем интереснее его «Большевицкое движение».

Заметим сразу – Владиславлев далеко не в восторге от победы большевиков. Он убеждён, что законодательной работой должны были заняться не они, а имеющее скоро открыться Учредительное собрание. Но увы. Большевики бодро запустили законотворческую машину. «Один за другим сыплются декреты, один другого важнее. Как бы ни были незначительны люди, от которых они исходят, – к их произведениям, как к фактам общественной жизни, мы должны отнестись внимательно».

В брошюре Владиславлева нет ни оголтелых политических ругательств, ни яростных обличений. Она спокойна по тону, можно сказать, даже аналитична. Но в этом, пожалуй, её достоинство. Автор воздействует на читателя не столько фигурами речи, сколько внятным изложением фактов, которые говорят сами за себя.

Он повествует о катастрофе на фронте: чем дольше тянется перемирие, тем тяжелее, по его мнению, будут немецкие условия мира. Зато большевики ничуть не страшатся ужасов гражданской войны. «Кровь войск немецкого кайзера для них точно святыня, кровь русских солдат, матросов и казаков – для них вода». Останавливаясь на первых декретах советской власти, Владислав лев констатирует, что «правительство Ленина и Троцкого – как ни дико всё это звучит – вводит социализм». Внук петрашевца и, надо думать, читателя Фурье, он не может не остановиться на этом жгучем вопросе.

Владиславлев полагает, что Россия совершенно не приуготована к немедленному введению нового экономического уклада. Поэтому большевистское правительство может осуществлять свои радикальнейшие прожекты исключительно вооружённым путем. Это свидетельствует о его несостоятельности. «Более решительной и в то же время более слабой власти у нас ещё не бывало». Он говорит, что преждевременные и к тому же «безграмотнейшие опыты с социализмом» лишь подорвут веру в него у очень многих людей, что «анархический синдикализм Ленина и Троцкого» есть прямое следствие бланкизма и что следует преобразовать разрушительные идеи современных марксистов «в чисто эволюционное учение с кооперацией в виде моста от хаотического частного хозяйства к планомерному общественному». Он уверен: «Силы социалистов должны быть сосредоточены на кооперации, будущие возможности которой в направлении к социализму кажутся пока беспредельными». Понадобятся почти пять лет «войн и революций», чтобы в последних работах изобретателя НЭПа забрезжило нечто подобное.

В декабре 1917 г. многие российские газеты (разумеется, не «монархические» и не «кадетские», которые сразу были закрыты) ещё позволяют себе довольно резкую критику новой власти. Среди самых страстных её оппонентов – А. М. Горький, чьи «Несвоевременные мысли», в некоторых пунктах прямо корреспондирующие с рассуждениями Владиславлева, позднее будут напрочь изъяты из общественной памяти. Можно ли сомневаться, что «Большевицкое движение» до времени тоже покоилось в спецхране?

«…Какие-то гимназисты, – продолжает Владиславлев, – сорвались с ученической скамьи и творят историю…» Это взгляд интеллигента на полуинтеллигентов – на тех, кто позднее получит имя «образованцы». При этом автор предаёт огласке «один эпизод», ещё не бывший, по его словам, «достоянием печати». Следует привести этот текст.

При разборе бумаг нижегородского жандармского отделения в начале марта нашли алфавитный список лиц, служивших при Главном Жандармском Управлении, но затем забракованных за негодностью, так что жандармское управление предлагало больше уже их не принимать на службу. В числе лиц, помещённых в этом списке, были Лейба Бронштейн-Троцкий и Анатолий Васильевич Луначарский, оба аттестованные «литераторами». Подлинный список был представлен в свое время Керенскому, но Керенский, с обычным ему замазыванием всяких шероховатостей, не дал этим данным дальнейшего движения. Так дело и заглохло.

Трудно судить о подоплёке этого сенсационного заявления, основанного, скорее всего, на не вполне надёжных источниках. Удивительно другое. Во-первых, со стороны заинтересованных лиц не последовало никаких опровержений столь убийственного обвинения. (Во всяком случае, нам об этом ничего не известно.) И второе – почему эта беспроигрышная карта не была разыграна властью в период тотального поношения бывшего главвоенмора, когда он был объявлен агентом всех иностранных разведок и любое, даже самое ничтожное доказательство его причастности к царскому сыску стало бы драгоценным подарком для его могущественного врага? Полагаем, ответ несложен. Брошюра Авла Геллия просто затерялась в волнах революционного моря – ко благу автора, избежавшего таким образом возмездия победителей. Они вряд ли пощадили бы его только за то, что он пытался бросить тень на самого жестоковыйного из них. (Настоящий Авл Геллий, римский писатель II в., грамматик и антиквар, интересовался исключительно древностями и, в отличие от Владиславлева, не позволял себе рискованных политических эскапад.)

Не обходит автор брошюры и животрепещущего вопроса о влиянии «немецких денег» на ход и характер русской революции. Он соглашается, что деятельность Совета народных комиссаров до такой степени нелепа и «пахнет авантюризмом», что трудно не поверить самому вульгарному и простому объяснению смысла этой деятельности: «Перед нами будто бы не учёные сумасброды и фанатики, а просто-напросто авангард Вильгельма». Провоцируемая большевиками гражданская война выгодна только Германии. «Если самого Ленина и ещё немногих из его ближайших сподвижников оставить вне подозрений в этой гнусности, то всё же останется целый ряд тёмных личностей, как Козловский, Фюрстенберг, Рошаль, Троцкий, Луначарский».

Владиславлев допускает, что «большевики, даже чисто идейные из них, получали деньги от Вильгельма». И, однако, как бы ни казался таковой их поступок безнравственным, автор не спешит «бросить в них камнем». Ибо, будучи интернационалистами, не признающими собственного отечества, большевики имеют моральное право брать деньги у его заклятых врагов. Поэтому со своей точки зрения Ленин не так уж неправ. «Если Вильгельм, такая цельная шовинистическая натура, способен понять своего антипода Ленина, то он, вероятно, считает последнего просто дураком, работающим на него, Вильгельма, но и Ленин, беря от него деньги на свою интернационалистическую пропаганду, тоже, наверное, считает дураком Вильгельма». И хотя можно сколько угодно негодовать по поводу действий большевиков, играющих судьбами собственной страны, и даже «присоединиться к оценке, сделанной Вильгельмом, умственных способностей большевицких вождей», нельзя считать их поступок безнравственным, поскольку они действуют в соответствии со своими убеждениями [653].