Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

Его подозрительность сказывается не только в театральных делах.

Со своей первой женой, деревенской учительницей, он знакомится на любительском спектакле. В 1918 г. она рожает ему первую дочь, а затем (1919, 1921) – ещё двоих. После чего, заподозрив супругу в неверности и посчитав, что младшая дочь Наталья – не его, Александр Владимирович оставляет семью. Наследственная черта Достоевских – гипертрофированная ревность – «срабатывает» вновь. Через несколько лет он пытается похитить двух старших девочек – и только благодаря доблестному вмешательству милиции дети возвращаются к матери. Наталья Александровна Владиславлева (которую мы имели честь и удовольствие знать лично) и в 88 лет не простила отца: «Как мог человек талантливый, с музыкальным образованием, выросший в интеллигентной семье известного адвоката, как мог этот человек бросить в беде (голод, нищета, нет крова) мать с тремя малышами, один из которых новорождённый (сама автор этих строк. – И. В. ), которого завернуть-то было не во что?!»

В противоположность этой характеристике сводная сестра Александра Владимировича рисует совершенно иной портрет. Она вспоминает, как в годы Гражданской войны, когда их отец, В. М. Владиславлев, оказался на юге России у белых, «Саша приехал к нам под Нижний Новгород (село Бармино), забрал меня и Наташу (другую сводную сестру. – И. В. ) и увёз нас с собой под Самару (где, заметим, у него самого уже обретались двое младенцев. – И. В. )… Помню, помню его и не забуду», – благодарно заключает она.

Чужая душа потёмки – и трудно сказать, когда Александр Владимирович был более адекватен – спасая сестер или бросая детей (тем более что подробности последней драмы нам, в сущности, неизвестны). Впрочем, он мог оставаться самим собой и в том, и в другом случае.

Все оставленные дочери смогли преодолеть 80-летний рубеж. Старшая, Ольга, химик по специальности, прожила взрослую жизнь в Поволжье. Вера, художник – в Киеве. Наталья, о которой говорилось выше, – в Горьком и Чебоксарах.

В отличие от двух старших сестёр она появилась на свет не в Самаре, а на Алтае, куда отец перевёз семью – может быть, уберегая тем самым от ужасов надвигавшегося на Поволжье голода. Отца она не запомнила и увидела его лишь мельком – когда однажды, пяти или шести лет, вбежала в дом, где спиной к двери сидел незнакомый мужчина, рыжеватый, коротко стриженый, с усами. «А это наша младшая…» – сказала мать. Ощущение неприязни и страха осталось у дочери навсегда.

Семья вскоре вернулась в Нижний – «родовой оплот» Владиславлевых. Жизнь без отца не казалась раем. Младшей никогда не покупали обновки – она донашивала одежду сестёр. Тем не менее Наталья Александровна, как и обе старшие сестры, сумела получить высшее образование. В 22 года (1943), в ускоренном темпе окончив мединститут, прозектор Владиславлева приступила к работе в эвакуационном госпитале (невольно вспомнишь судьбу прапрапрадеда, Михаила Андреевича Достоевского, студента Медико-хирургической академии, во время войны 1812 г. работавшего в военных госпиталях): два серьезных военных ордена увенчали впоследствии этот кровавый труд [655]. В 1945 г. у неё появилась дочь (отец которой погиб на фронте). Род продолжился внуком.

Любовь к музыке – устойчивая родовая черта – сказалась и в Наталье Александровне. «Тарелка», при помощи которой до Нижнего помимо политических лозунгов долетали и сладкозвучные оперные арии, стала главным предметом в доме. Восхищённая слушательница запоминала музыкальные постановки едва ли не целиком. Хотя в жизни ей пришлось заниматься совершенно иными вещами: например, экспериментально выяснять «предел прочности стенки грудной аорты человека».

В том, что у третьей из сестёр Владиславлевых были твёрдый принципиальный характер и сильная воля, убеждают не только отзывы коллег и студентов. Об этом свидетельствуют и её собственные поступки, вся стилистика её жизни. Так, в 1960-х в ходе производственного конфликта ей, работавшей тогда в Горьковском мединституте, ректор объявил выговор в приказе. Посчитав это явной несправедливостью, праправнучка бывшего петрашевца подала в суд, что хотя и допускалось законом, но на деле не приветствовалось и практиковалось нечасто. Суд отменил кару. Конфликт (суть которого, кстати, не личные интересы, а защита коллеги) продолжал, однако, тлеть. В результате Наталье Александровне удалось убедить в своей правоте не только Минздрав, но – что, пожалуй, важнее – местную партийную власть: выговор получил уже сам ректор. Но этого мало. Пять преподавателей кафедры одновременно подали заявление об уходе: «…событие – говорила его главная виновница, – невероятное, такого ещё не было в медицинских институтах».

Поборница справедливости перебралась из Горького в Чебоксары. Здесь её профессиональная требовательность («Врач, не знающий строения тела человека и функции его структур, – не врач!») тоже порой приводила к столкновениям, в том числе с огорчёнными подобным максимализмом студентами.

В 2006 г. мы пригласили 85-летнюю Наталью Александровну в Подмосковье на симпозиум, посвящённый 500-летию рода Достоевских. У нас затеялась переписка.

«Здравствуйте, дорогой Игорь Леонидович, – писала она 29 января 2007 г. – Получила Ваше доброе, ласковое письмо.

Я очень рада и сердечно Вас благодарю за такое необыкновенное внимание ко мне, что очень важно для здоровья и душевного покоя. Да! Покровское я буду вспоминать до конца своих дней». В Покровском впервые встретились родственники – потомки братьев М. М. и Ф. М. Достоевских.

Нам дороги слова, сказанные в наш адрес автором этих писем.

Вашу статью <���«Сага о Достоевских»> в журнале «Октябрь» я давно прочитала, надо сказать – читала с большим интересом. Досадно, что М. И. Владиславлев, наш прадед, оказался не очень умён, как я думала, ведь он был всё- таки ректором Университета. Ладно, хоть мы не унаследовали от него этот недостаток. А вот чем он привлёк внимание Марии Михайловны – мне непонятно. Со своими данными она могла бы найти более подходящую партию.

В последние годы Наталья Александровна сердечно и бескорыстно содействовала хронистам рода. Ревниво относилась к готовящемуся изданию: у неё, правдолюбки, был свой взгляд на историю семьи.

«Честно говоря, – писала она нам, – мне очень не нравятся воспоминания Евгении (дочь Ал<���ександра> Владим<���ировича> от второго брака) о себе и об отце. Не думайте, что это у меня от предвзятого отношения к этим людям. Нет!! Чтобы выявить и доказать погрешности Александра Владимировича, я присылаю Вам копии документов из маминого архива. Если сопоставить мамины данные и данные отца, явно выступают погрешности». Характер Натальи Александровны с годами смягчился: термин «погрешности», прилагаемый к их общему с Евгенией Александровной отцу, звучит весьма толерантно. «Книга “Хроника” – это очень серьёзное дело, всё должно быть честно и серьёзно, и правдиво. Воспоминания о себе Евгении не для серьезной книги, а для развлекательного журнала…» Автор письма даже хочет позвонить сводной сестре, дабы выяснить истину.