Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

Из древних историков Геродот первым привел сюжет, связанный с деятельностью герусии. Случай, рассказанный им, имел место в 540 г. и связан был с повторной женитьбой спартанского царя Анаксандрида (V. 39–40). Царь, не имея детей от первой жены, несмотря на неоднократные требования эфоров развестись с бесплодной женой, категорически отказался это сделать. Тогда эфоры, заботясь о продолжении царского рода, обратились за поддержкой в герусию. В результате было принято совместное решение: царю предложили взять вторую жену, которая смогла бы родить наследников. Анаксандриду этот компромиссный вариант показался приемлемым, и он «совершенно вразрез со спартанскими обычаями» имел две жены и вел два хозяйства (V. 40). Здесь герусия, действуя совместно с эфорами, смогла разрешить кризисную ситуацию и добилась от Анаксандрида согласия на второй брак. Диархия была спасена, политическая стабильность восстановлена, хотя и дорогой ценой. Во-первых, двоеженство для Спарты было весьма экзотическим вариантом брачных отношений, о чем прямо говорит Геродот, во-вторых, в будущем это могло привести к спору за престолонаследие (что и случилось). Подобная уступка Анаксандриду со стороны прежде всего герусии означает, что, по крайней мере в сер. VI в., спартанские цари были еще самостоятельными политическими фигурами и пользовались огромным авторитетом, не подчиняясь безоговорочно приказам, исходящим от геронтов и эфоров. Приведенный Геродотом случай — единственный, свидетельствующий об активности герусии в период архаики.

Немногим более сведений о деятельности герусии мы имеем о классической эпохе. Так, Диодор рассказывает о горячих спорах, происходивших как в герусии, так и в апелле около 475 г. по самой важной для того момента внешнеполитической проблеме, — бороться ли Спарте с Афинами за морскую гегемонию или уступить Афинам в этом вопросе (XI. 50). Это свидетельство Диодора не оставляет сомнений, что герусия сыграла определяющую роль в этих дебатах, выступив за уменьшение или даже полный отказ от внешнеполитической активности. По словам Диодора, большинство спартанских граждан, особенно молодежь, выступали «за восстановление гегемонии, считая, что, если это сделают, получат много денег и вообще Спарта станет великой и более могущественной…» (XI. 50. 3. Пер. В.М. Строгецкого). И только усилиями одного из геронтов, Гетоймарида, поддержанного всей герусией, удалось убедить народ отказаться от опасной для Спарты конфронтации с Афинами. Диодор характеризует Гетоймарида как человека весьма знатного, потомка Гераклидов, «пользующегося большим авторитетом у граждан благодаря своей доблести» (XI. 50. 6). Это типичная характеристика знатного спартанца. И роль герусии в данном контексте тоже вполне типична — отказ от слишком активной внешнеполитической деятельности и свертывание морской программы. Диодор ясно указывает на разность позиций спартанской молодежи и старшего поколения, представители которого сидели в герусии. Как это часто бывало в спартанской истории, верх взяли «старики», и Спарта без боя уступила Афинам гегемонию на море.

От эпохи Пелопоннесской войны никаких сведений о деятельности герусии не дошло. Фукидид не вспоминает о герусии даже тогда, когда подробно останавливается на дебатах, происходивших в спартанской апелле накануне Пелопоннесской войны (I. 67. 3). Сама процедура принятия решений в Спарте его не интересовала, поскольку не входила в круг вопросов, непосредственно касающихся внешнеполитической тематики.

Ксенофонт, лаконофил и знаток спартанских реалий, упоминает герусию всего дважды, и то мимоходом. Первый раз — в рассказе о заговоре Кинадона (398 г.) (Hell. III. 3. 8). Поскольку заговор очень напугал всю правящую верхушку, то она проявила несвойственную ей в обычной обстановке оперативность. Расследование возглавили, как это и было положено, эфоры. Однако в такой острый политический момент они не решились взять на себя всю ответственность и привлекли к обсуждению ситуации тех геронтов, которые находились в тот момент в городе. Вместе с геронтами эфоры вынесли совместное решение арестовать руководителя заговора Кинадона, а за ним — и всех заговорщиков. Эфоры, застигнутые крайней опасностью, добились поддержки герусии на тот случай, если в дальнейшем их действия показались бы спорными и сомнительными, ведь им пришлось пытать, а затем и казнить участников заговора, среди которых были видные спартиаты. В правовом отношении необычность ситуации заключалась только в одном: в суде над Кинадоном и его товарищами участвовали не все 28 геронтов, а только их часть, те, которых удалось быстро найти. Судебная коллегия, состоящая из эфоров, царей и геронтов, в данном случае вынуждена была собраться не в полном составе и, скорее всего, для сохранения тайны, не в присутственном месте, а у кого-либо дома, возможно у царя Агиса. Эта история, конечно, показывает, сколь велико было влияние геронтов, но она мало что добавляет к нашим знаниям об обычной практике принятия решений.

Второй раз Ксенофонт вспоминает геронтов, которые вместе со всеми остальными спартанцами рыдали от радости, узнав о победе Архидама над аркадянами в так называемой Бесслезной битве в 367 г. (Hell. VII. 1. 32).

Из поздний историков о герусии классического периода упоминает лишь Павсаний, автор «Описания Эллады», в связи с судом над царем Павсанием: «Когда он /Павсаний. — Л.П ./ вернулся из Афин после такого бесплодного сражения, его враги призвали его на суд. В суде над лакедемонским царем заседают так называемые геронты, двадцать восемь человек, вся коллегия эфоров, а вместе с ними и царь из другого царского дома. Четырнадцать геронтов, а также Агис, царь из другого царского дома, признали, что Павсаний виновен; все же остальные судьи его оправдали» (III. S. 2). Перед нами очень редкое свидетельство судебного процесса над царем с точным перечнем всех проголосовавших магистратов и результатов самого голосования. Процесс проходил, скорее всего, зимой 403/2 г. и, конечно, был инспирирован Лисандром, недовольным действиями Павсания в Афинах. Царя оправдали с перевесом в 4 голоса, которые все принадлежали эфорам. Что касается геронтов, то их голоса разделились поровну. Таким образом, в герусии, по крайней мере в это время, каждый из царей имел ровно половину своих сторонников. Мы согласны с мнением Н. Баргалиаса, что эти люди, скорее всего, были или родственниками царей или составляли их ближайшее окружение, но считать, как это делает вышеназванный автор, что такая ситуация была типичной для спартанской герусии и геронты, по крайней мере в своем большинстве, избирались из членов двух царских семей [178], все-таки нет основания. Конечно, цари должны были стремиться иметь в герусии как можно больше своих сторонников, и для этого более всего подходили члены царской семьи, но как в каждом конкретном случае решалась эта задача, трудно сказать. Никаких прямых свидетельств на этот счет нет. Можно только высказать гипотезу, что влиятельные и много лет правящие цари лучше справлялись с этой задачей и добивались значительного присутствия своих сторонников в герусии. Однако вряд ли верно утверждение Н. Баргалиаса, что «цари использовали этот административный коллегиальный орган для того, чтобы представлять свою личную политическую волю как результат коллективного решения» [179]. При наличии двух царей, постоянно соперничающих друг с другом, герусия никак не мота являться «карманной заводной игрушкой» одного из них. Возвращаясь к суду над Павсанием, следует заметить, что в результате судьбу царя решили эфоры, которые всей коллегией проголосовали за его оправдание.