Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

После двенадцати часов допросов всех троих отпустили, а с ними вышел на свободу и Урбанек, задержанный у себя дома. Правда, вскоре его арестовали снова, и эта канитель продолжалась целую неделю. Однако задержанием Гавела, Вацулика и Ландовского полиция смогла лишь помешать рассылке текста «Хартии» внутри страны, а вот публикацию за границей госбезопасность предотвратить уже не сумела. Павел Когоут передал бумаги пресс-атташе посольства ФРГ, а тот отправил их с курьерской почтой знакомым журналистам в Бонне.

6 и 7 января текст был напечатан в «Le Monde», «Frankfurter Allgemeine Zeitung», «The Times» и «New York Times»:

13 октября 1976 в Своде законов ЧССР (№ 120) были опубликованы Международный пакт о гражданских и политических правах и Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, которые подписаны именем нашей республики в 1968 году, подтверждены в Хельсинки в 1975 и вступили у нас в силу 23 марта 1976. С этого момента наши граждане имеют право, а наше государство – обязанность ими руководствоваться. <���…>

Ответственность за соблюдение гражданских прав в стране, естественно, ложится на политическую и государственную власть. Но не только на нее. Каждый несет свою долю ответственности за положение в стране, в том числе и за соблюдение узаконенных пактов, которые обязательны как для органов власти, так и для всех граждан.

Чувство этой разделенной ответственности, вера в значение гражданственности и стремления к ней, общая потребность искать ее новое и более эффективное выражение – все это привело нас к мысли создать ХАРТИЮ-77, возникновение которой мы сегодня провозглашаем. <���…>

ХАРТИЯ-77 – плод солидарности и дружбы людей, разделяющих заботу о судьбе идеалов, с которыми они связывали и связывают свои жизнь и труд.

ХАРТИЯ-77 – не организация, не имеет устава, постоянных органов и организационно обусловленного членства. К ней может принадлежать каждый, кто согласен с ее идеей, участвует в ее работе и поддерживает ее.

ХАРТИЯ-77 не является базой оппозиционной политической деятельности. Она призвана служить общественным интересам, как многие сходные гражданские начинания в разных странах Запада и Востока. 192 192 http://krotov.info/acts/20/1970/1977hartia.htm.

7 января 1977 года случившееся уже обсуждал президиум ЦК КПЧ, который постановил считать «Хартию» «антигосударственным и контрреволюционным документом, платформой для создания буржуазной партии», а хартистов – «противниками социализма». В свежей статье газеты «Руде право» уже упоминается «господин Гавел, который рос как миллионерский сынок и до сих пор не забыл рабочему классу, что он отобрал весь бизнес его семейного клана» 193 193 Жантовский. С. 188. . 12 января там же выходит статья «Неудачники и самозванцы», где каждый из авторов «Хартии» получил какую-нибудь обидную характеристику; так, Гавела называли «злобным антисоциалистом», Паточку «реакционным профессором», а Когоута – «верным слугой империализма».

Вацлав Мария Гавел 25 января с сарказмом записал у себя в дневнике, что посмотрел по телевизоре двадцатиминутную программу о себе и своей семье, где Гавелов называли «мультимиллионерами», и это в то время, как он получает пенсию в 751 крону и пользуется правом бесплатного проезда на трамвае 194. Весной сатирический журнал «Дикобраз» изобразит Гавела в виде толстого мальчика, которого гувернантка ведет за руку мимо «Люцерны» и который показывает на нее пальцем со словами «Ty můj majetečku» (нелегко перевести эту фразу на русский язык; слово majetek означает «имущество», а здесь используется звательный падеж его уменьшительно-ласкательного варианта).

К 1 февраля знаменитый чешский мим Ладислав Фиалка готовит в театре «На перилах» премьеру пантомимы «Funambules 77» («Канатоходцы 77)», и в театре всерьез обсуждают, не стоит ли убрать из названия цифры, чтобы не вызывать ассоциаций с «Хартией».

В конце января в Национальном театре проходит массовое собрание официально признанных актеров, режиссеров, писателей, музыкантов и художников, еще через несколько дней аналогичное собрание устраивают в музыкальном театре. И там, и там читается официальное воззвание, призванное убедить всех в приверженности творческой интеллигенции делу «мира и социализма» – на втором собрании его зачитывал Карел Готт. Текст воззвания войдет в историю как «Антихартия» – до середины февраля «Руде право» печатает списки подписавшихся под ней деятелей культуры, больше семи тысяч имен, в том числе уже встречавшиеся нам раньше Отакар Вавра, Милош Мацоурек, Ян Верих, Ладислав Фукс. Среди них окажется журналист и писатель Карел Гвиждяла – будущий соавтор Гавела по двум книгам: «Заочный допрос» и «Пожалуйста, коротко». Среди них будет и вторая жена Гавела, актриса Дагмар Вешкрнова.

14 января Гавелу после очередного изнурительного допроса наконец сообщают, что он помещен под стражу. Ему даже не разрешают позвонить жене.

Почему выбор госбезопасности пал именно на Гавела? Если сравнить его с двумя другими официальными представителями «Хартии-77», то Гайеку было шестьдесят три года, профессору Паточке почти семьдесят. Упекать за решетку пожилых людей было невыгодно с точки зрения имиджа – конечно, в той мере, в какой режим вообще хотел сохранять лицо. Кроме того, Гавела вполне обоснованно считали одним из главных мозговых центров «Хартии». Наконец, существовало мнение, что привыкший к богемной жизни драматург быстрее сломается в тюрьме – расчет, как скоро выяснится, весьма дальновидный.

Ян Паточка вскоре после заключения Гавела пишет программную статью «Чем является и не является “Хартия-77”»:

Понятие прав человека есть не что иное, как убеждение, что и государства, и все общество ставят себя под суверенитет нравственного чувства, что они признают над собой нечто безусловное, что и для них священно и неприкосновенно, и что своими силами, которыми они создают и обеспечивают юридические законы, они призваны способствовать достижению этой цели. <���…>

Участники «Хартии» не только не присваивают политические права или функции, но даже и не хотят (sic!) быть моральными авторитетами или «совестью» общества, ни над кем себя не возвышают и никого не судят. Их усилия состоят лишь в том, чтобы очистить и укрепить сознание того, что существует высший авторитет, с которым отдельные люди связаны через свою совесть, а государства – подписью под важными международными договорами; что они связаны не только сиюминутными обстоятельствами и политической целесообразностью, но, напротив, их подпись означает, что политика подчиняется праву и никогда – право политике. 195