Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

В первую очередь, я не единственный наследник семейного имущества и не мог выступать за всю семью, не говоря уже о том, чтобы принуждать ее оставить семейное предприятие государству <���…> Свою роль при моем решении и решении моего брата играло также то, что «Люцерна» и Баррандов были в таком неутешительном состоянии, что их могла спасти только скорейшая приватизация, а ею была в это время именно реституция. Мне также казалось, что произвело бы плохое впечатление, если бы я повел себя так, будучи президентом; этим я бы косвенно подверг сомнению сам принцип реституции, принятый парламентом в попытке исправить ошибки прошлого. 335 335 https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/157946.

«Я знаю, чтó он об этом говорил в узком кругу или когда мы были одни. Говорил: черт мне принес реституцию, “Люцерну” и все это», – вспоминает Владимир Ганзел 336 336 https://zpravy.idnes.cz/majetek-vaclava-havla-0tg-/domaci.aspx?c=A111219_1703401_domaci_cen. . И действительно, «Люцерна» стала яблоком раздора между братьями Гавелами. Иван свою половину подарил жене Дагмар. Вацлав был настроен свою часть продать. По закону совладелец обладал правом преимущественного выкупа, то есть мог получить продаваемую часть за те же деньги, что предлагала третья сторона. Однако цена, которую предложили Вацлаву Гавелу, 200 млн крон, его невестку не устраивала. После довольно долгих переговоров, в начале 1997 года Гавел заключил сделку с заинтересованным покупателем – одной из компаний огромной промышленной империи Chemapol Group, которая в 90-х годах по факту владела монополией на ввоз нефти в Чешскую республику и контролировала треть рынка лекарственных препаратов. Глава «Хемапола» Вацлав Юнек был членом КПЧ и, как выяснилось, агентом StB. Сделка Гавела с таким человеком тоже, конечно, вызвала волну критики. В интервью вскоре после продажи Гавел раздраженно говорил, что продает не предприятие стратегического значения и не обязан брать во внимание подобные стороны биографии Юнека: «Для меня важно, что его не подозревают в нарушении закона, что у него есть деньги на реконструкцию этой недвижимости и что он намерен управлять ею в духе ее традиционного предназначения» 337.

Однако спустя некоторое время «Chemapol» продал «Люцерну» жене Ивана Дагмар за 145 млн крон, а вскоре и вовсе обанкротился, оставив многомиллиардные долги. Невестке президента даже пришлось доказывать в суде, что «Люцерна» уже не является собственностью концерна и не должна поступать в конкурсное управление. Значительная часть бизнес-империи Вацлава Юнека досталась будущему премьер-министру Андрею Бабишу.

А вот взаимотношения братьев были серьезно подпорчены, хотя с остальными частями наследства дело обстояло проще. Виллу Милоша Гавела они вместе продали еще в 1993 году. Свою часть злинского дома Вавречек Гавел подарил городу с условием, что там разместится культурное или образовательное учреждение. Несколько лет там работала школа, в 2004 году власти Злина дом продали. Часть вырученных денег передали в фонд Вацлава и Дагмар Гавелов Vize 97. Свои доли «Баррандовских террас» Иван и Вацлав подарили женам, затем жена Вацлава выкупила вторую часть, но в 2004 году была вынуждена продать все.

«Немцы сеют уже не ветер, а бурю, и пожнут ураган, который должен будет снести любой немецкий след в Чехии – и навсегда!» – записал в своем дневнике 31 октября 1941 года чешский священник Франтишек Вонка 338 338 Doba zkoušek a naděje. Deník děkana Františka Wonky z let 1938-1945. Město Manětín, 2010. C. 387 (далее – Doba zkoušek a naděje). . «Лидице, Лежаки и гекатомбы убитых невинных чехов призывают к страшной мести», – это запись в том же дневнике от 1 ноября 44-го 339.

«Чехи ненавидели немцев совсем не как представителей оккупационного режима, как угнетателей, как нацистов или генлейновцев, но именно как немцев. И чешская ненависть не была меньше оттого, что оставалась скрытой. Она была тем более злой, чем менее храброй. А слишком низкие поклоны сопровождались мыслями о мести, которые очень плохо сочетались с масариковским гуманистическим идеалом как предполагаемой характерной чертой и самим смыслом существования чешского народа», – пишет Ян Тесарж в «Мюнхенском комплексе» 340 340 Тесарж. C.145. .

Переговоры о будущем изгнании немцев начались задолго до конца войны. Уже на своей первой встрече с Молотовым, которая состоялась летом 1942 года в Лондоне, президент Бенеш сообщил ему: «Мы хотели бы избавиться от значительного их числа либо от всех тех, которые провинились как нацисты». Советский нарком иностранных дел в ответ сказал, что это внутреннее дело Чехословакии, в которое СССР вмешиваться не планирует 341. Позже, когда на территории Чехословакии уже давно шли боевые действия, Молотов сообщил Бенешу, что пора переводить разговор в практическую плоскость – «сколько и как надо выселять» 342. К этому времени Чехословакия уже заручилась согласием и Великобритании, и Соединенных Штатов Америки. Летом необходимость выселения немцев была зафиксирована на Потсдамской конференции.

Изгнание сопровождалось многочисленными зверствами. В мае 1945-го после импровизированного партизанского суда над местными немцами несколько десятков человек были расстреляны в городе Ланшкроун, до конца войны – преимущественно немецком. (Исторический курьез заключается в том, что уже в наше время власти Ланшкроуна отказались лишить Гитлера почетного гражданства города, которое он получил в 1939 году.)

В Усти-над-Лабем были без суда убиты десятки немцев – по немецким источникам, сотни или даже тысячи, но такие оценки все же считаются завышенными. Несколько человек было утоплено в пожарных баках, некоторых сбрасывали в реку и расстреливали в воде. Выселение немцев из Брно, где они составляли около половины населения, вошло в историю под названием «марш смерти»; как практически во всех случаях, количество жертв марша разнится с чешской и немецкой (в данном случае – австрийской) стороны, но в конечном итоге счет все равно идет на тысячи. По судетонемецким источникам, в ходе депортаций погибли 272 тысячи человек (это 8% немецкого населения Чехословакии). Совместная чешско-германская историческая комиссия называет куда меньшие цифры – до 30 тысяч человек.

Довольно долго после войны вопрос чешско-немецкого примирения просто не существовал. В отношениях Чехословакии и ГДР он был табуирован; между Чехословакией и ФРГ много лет не было дипломатических отношений. С 1955 года внешняя политика Западной Германии руководствовалась доктриной Хальштейна, запрещавшей признавать государства, имеющие дипломатические связи с ГДР. Однако доктрина не выдержала испытания временем. Первыми отступлениями от нее ознаменовалась вторая половина 60-х: в 1967 году Бонн восстановил отношения с Югославией и установил их с социалистической Румынией (Советский Союз был исключением из правила с самого начала).