Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Александр решил переправиться через реку и атаковать гетов. В таком случае укрывшиеся на острове не могли бы долго продержаться. Он приказал набить сеном шкуры, используемые для палаток. Безлунной ночью на примитивных плотах через реку переправились 5000 человек и оттеснили ошеломленных гетов в степь. Сообщение о невиданной до сих пор, беспримерной операции сухопутных и морских сил распространилось со скоростью ветра. Позже только Цезарь при форсировании Рейна подобным образом продемонстрировал свою мощь.

Вскоре посланцы племен стояли перед царем и его приближенными, горя желанием заключить мирные и союзнические договоры. С человеком, посмеявшимся над богами реки, они ссориться не хотели.

Пришли и кельты с гор у Адриатического моря. Крепкие, пышущие здоровьем великаны предложили свои услуги. Когда Александр, изумленно рассматривавший их, спросил: «Кого вы боитесь больше всего?», надеясь втайне, что они скажут: «Царя македонян», они ответили: «Мы не боимся никого на свете. Мы боимся только того, что обрушится небо».

Не успели его воины перевести дух, как прибыл гонец с тревожным сообщением: восстали иллирийцы. Пелион в огне. Быстрым маршем македонская армия двинулась через изрезанную ущельями, покрытую непроходимыми лесами горную страну (нынешнюю Болгарию), лежащую между Балканами и Дунаем. Когда они достигли старой македонской крепости южнее Охридского озера, враг уже штурмовал стены. Поджечь ворота не удалось, провалилась и попытка временного отступления. Македоняне оказались в ловушке, теснимые с тыла одним из отрядов иллирийцев. Александр ушел от охватывающего удара, построив свою фалангу боевым порядком «углом вперед» и прикрыв фланги двумя сотнями всадников, чтобы под боевой клич «Алалей!» прорвать заслон и переправиться через реку, а ночью возвратиться и уничтожить вставших лагерем у Пелиона иллирийцев в их палатках у бивачных костров: решив, что враг бежит, те не выставили охраны.

Здесь проявилась способность Александра импровизировать в почти безвыходной ситуации, ориентироваться на местности, неожиданно появляться там, где противник меньше всего ждет, действовать быстро и решительно, а также использовать психологическое воздействие для деморализации врага. Спешный поход по непроходимой местности против жестоких, презирающих смерть племен возглавлял совсем еще молодой человек, юноша. И все это он совершил в отсутствии лучших полководцев: Антипатра, оставшегося правителем в Пелле, и Пармениона, который уже воевал в Малой Азии.

Но недолго праздновали македоняне свою победу при Пелионе: из бывшей столицы Эги всадники принесли известие, в которое с трудом верилось: Александр мертв. Погиб под Пелионом… Эта новость, подобно вспыхнувшему пламени, распространилась по всей Греции. И все эллины были готовы с радостью поверить в его смерть. Желаемое охотно принималось за действительное. Тому, кто все еще сомневался, представляли свидетелей из Пелиона, которые клялись, что на их глазах царь, смертельно раненный, упал на землю. Так молва превратила слухи в факт. Казалось, пробил час греков: пора раз и навсегда изгнать этих варваров, македонян, из Эллады. Но разве не в Коринфе преклонялись перед молодым царем, признав его гегемонию? Теперь клятва верности утратила свою силу…

Пелопоннесские города-государства двинули свои войска в направлении Истма. Фиванцы нападали на ненавистных македонских захватчиков, засевших в крепости. В Этолии, Аркадии и Элиде, казалось, тоже были готовы свергнуть их. Дороги кишели персидскими агентами, пытавшимися золотом усыпить совесть тех, кто еще сохранил верность Македонии и осторожно выжидал, что было в высшей степени мудро. Демосфен же, по-своему опередивший Катона Старшего с его знаменитым « ceterum censeo …» [6] « Ceterum censeo …» — начало известного призыва «Кроме того я считаю, что Карфаген должен быть разрушен», которым римский сенатор Катон Старший заканчивал все свои речи ( прим. ред .). , произнеся: «Впрочем, я считаю, что македонян следует разбить», напротив, взял золото с радостью и финансировал покупку оружия для фиванцев.

Четыре величайшие военные державы — Фивы, Афины, Этолия и Спарта как противники представляли собой реальную угрозу, но, может быть, ее ликвидация являлась одной из частей великого плана войны против персов, осуществление которого стало целью жизни Александра. Греков стоило еще раз урезонить, и теперь с помощью самых жестких мер. Александр спешился, стал во главе пехотинцев и двинулся со своими воинами вдоль долины Галиакмона, по богатой розами Фессалии, пересек Фермопилы, где когда-то Леонид показал, как могут умирать спартанцы, и спустя четырнадцать дней неожиданно предстал с войском перед стенами Фив.

Тридцать километров в день должны были преодолеть солдаты во время этого беспримерного марша.

Александр хотел, как и в походе на Фессалию, урегулировать ситуацию без единого удара меча. Здесь он преследовал в первую очередь собственные интересы: македонские воины были измучены и обессилены двумя походами и длинными марш-бросками. Он предложил фиванцам сохранить и жизнь, и имущество всех жителей, если ему выдадут смутьянов. Однако как только фиванцы оправились от шока, вызванного появлением у ворот царя-мертвеца, они, помня о своем славном прошлом и уповая на помощь земляков, призвали к восстанию.

«Пробил час освобождения Греции от македонских нелюдей!» — провозгласили глашатаи со стен под звуки труб. Фиванцы не предполагали, что сами ввергли себя в пучину бедствий, подобных которым еще не знал их город за всю его кровавую историю.

Александр все еще медлил. Он негодовал, когда один из его полководцев, Пердикка, движимый тщеславием, не дожидаясь приказа, предпринял атаку, которую незамедлительно отбили, и, преследуемый устремившимися через ворота фиванцами, оказался в весьма опасном положении. В порыве преждевременного ликования защитники не закрыли одни из городских ворот. Воспользовавшись этим, царь и его конница прорвались в образовавшийся проход, тесня защитников. Македоняне ринулись в наступление, сокрушая все и вся огнем и мечом, грабя и убивая, не щадя ни женщин, ни детей. Когда зашло солнце, на улицах и площадях лежало шесть тысяч трупов.

Только теперь настало время вершить настоящий суд над Фивами. Александр был слишком умен, чтобы самолично выносить приговор взбунтовавшимся горожанам и их предательству, предоставив грекам судить греков, отлично зная, что на спешно созванном заседании синедриона Коринфского союза представлены города-государства, чей вердикт будет беспощадней его собственного. Это их в прошлом Фивы терроризировали, карали кровью и разрушали, теперь подобная участь постигла фиванцев; Афины же были уничтожены после окончания Пелопоннесской войны землетрясением. Месть диктовала жестокие решения: «Разрушить дома, снести стены, разделить земельные угодья, продать в рабство всех жителей». Дом Пиндара, великого греческого поэта, а также храм и жилища жрецов исключили из черного списка по приказу Александра. Пощадили и потомков Пиндара.