Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Дивизия сосредоточилась к 11-му июня [1579]у ст[анции] Шутово. А я был послан в Сарепту, где стоял штаб генерала Улагая [1580], командира конного корпуса и начальника Царицынской группы войск. Поехал я поездом, который вез в цистернах питьевую воду для станций Абганерово и Тингута, где были взорваны водонапорные башни. Дальше Тингуты железнодорожного сообщения не было, а комендант станции не мог мне предоставить ни коня, ни повозки. Я по телефону доложил о моем безвыходном положении начальнику штаба корпуса, и тот мне сказал: «Ночью с Тингуты к нам пойдет паровоз, пробуя крепость восстановленных мостов; на нем вы можете поехать».

Паровоз шел с потушенными огнями, чтобы противнику не стало известно, что рельсовый путь восстановлен, и перед каждым мостиком машинист замедлял ход, шепча: «Дай, Боже, штоб пронесло». Не провалившись на мостах, прибыли мы под Сарепту, где меня, голодного, накормили и снабдили всеми потребными распоряжениями. Тем же манером, но уже не тормозя на мостах, поехали мы обратно.

Дивизия двинулась 12 июня [1581]от Шутово к Царицыну. Не имея опыта в вождении войск через пустыню, я допустил большую ошибку при составлении приказа для марша. Два полка пошли на хутора Водяные; третьему полку, артиллерии и штабу я наметил для ночлега место на карте, отмеченное надписью: «Зимовье калмыков Шаретова рода». Но в пути меня взяло сомнение, есть ли там вода, и я попросил капитана Капнина послать казачий разъезд на разведку. Казаки возвратились с докладом, что все колодцы взорваны и засыпаны. Колонна наша уже изнемогала от жажды: хотя в Шутово было приказано, кроме фляжек, набрать воды в бочки, в котлы и всевозможные сосуды, но уже на втором часу похода люди выпили всю воду. Жара стояла немилосердная. В этой пустыне не было ни птиц, ни животных – валявшиеся вдоль дороги трупы лошадей оставались нетронутыми, и солнце их так высушивало, что гниения не было.

Я доложил начальнику штаба, что на ст[анция] Тингута видел многоводное озеро. Колонна направилась туда. Но у озера стояли обозы казачьего корпуса генерала Улагая; они выставили пулеметы, чтобы не дать нам вычерпать озеро, им необходимое для водопоя. Командуй дивизией генерал Тимановский, мы овладели бы водопоем, но Тимановский расстался с нашей дивизией в Ростове и уехал для вступления в командование Марковской дивизией, а нами командовал полковник Непенин, командир Сводного полка 4-й стрелковой дивизии, вступивший в[о] временное командование дивизией. Это был офицер старого закала, и поэтому он не мог и подумать о применении силы против казаков. Полк и батареи, сделавшие уже 35 верст, пошли к хуторам Водяным, отстоявшим в пятиверстном удалении от ст[анции] Тингута. Штаб остался на ст[анции] Тингута, комендант коей напоил нас водою из вагонов-цистерн.

Приказ для второго перехода (13 июня [1582]) я писал, тщательно расспросивши местных жителей о дорогах и водопоях. На третий день (то есть 14 июня [1583]) мы, дождавшись сумерек, приняли незаметно для красных боевое расположение перед одним из участков внешней царицынской оборонительной линии. Ночью к нам подошли 4 танка. Эти несуразные коробки так громыхали своими гусеницами, что в ночной степной тиши, несомненно, пробудили красных на пространстве многих верст.

Для овладения Царицыном генерал Улагай располагал Кубанской пластунской бригадой (она атаковала, примыкая правым своим флангом к Волге), Терско-Астраханской конной бригадою, своим казачьим конным корпусом и 7-ю пехотной дивизиею, которую он почему-то поставил на левом, открытом фланге.

Удар мы нанесли на рассвете (16 июня [1584]) и без труда, взявши пленных, овладели передовой позицией верстах в 12 от Царицына. Наша дивизия двинулась к городу. Но вдруг слева, со стороны г. Калач, на нас кинулся конный корпус красных. Полковник Непенин, не проявив ни малейшего волнения при виде этой огромной конной массы, приказал шедшему неподалеку артиллерийскому дивизиону нашей бригады открыть огонь. Но батареи уже и сами снимались с передков. Их меткий огонь прямой наводкой (вся прислуга состояла из офицеров) через несколько минут привел в расстройство плотные построения эскадронов и полков, и корпус Буденного [1585]ушел [1586].

Теперь генерал Улагай увидал свою ошибку, и он перевел большую часть своего корпуса на левый фланг, и после этого наша конница до конца дня боролась против красной конницы. Улагай принадлежал к категории тех генералов, которые командуют эскадронами или ротами своего корпуса, но не корпусом в целом. Он метался из одного конца поля сражения в другой, желая всюду навести порядок, поэтому бой протекал беспорядочно. Его начальник штаба оставался там, где было указано в приказе для боя; к нему стекались донесения, и он их посылал вдогонку генералу Улагаю; поэтому вся степь покрылась десятками ординарцев, скачущих и спрашивающих: не видали ли вы командира корпуса?

Донесения достигали поэтому до командира корпуса с опозданием, и в результате его распоряжения, отданные вследствие получения этих донесений, приходили к исполнителям так поздно, что не соответствовали уже обстановке, изменявшейся весьма скоро. Воображаю, как мучило все это его начальника штаба, Генерального штаба генерал-майора Шуберского [1587].

Одна улагаева бригада была выделена для преследования противника, отступавшего перед нами. Два полка дивизии дошли до второй царицынской позиции и залегли перед нею, верстах в 4-х от города. Якутский полк, сделав крюк, захватил блестящей атакой ст. Воропоново [1588]

(?), взял много пленных и присоединился к нам. Штаб дивизии избрал своим наблюдательным пунктом холм верстах в 1 ½ позади боевого порядка полков. Противник взял его под такой сильный артиллерийский огонь, что я был рад, когда меня послали в более безопасное место – в передовые цепи, – чтобы узнать, что делается в полках, с которыми мы телефонной связи не имели, за отсутствием телефонных средств.

К полкам я подъехал в тот момент, когда казачья бригада, не попросив от нас огневой поддержки, пошла ни с того ни с сего в атаку, выполняя, вероятно, запоздалое приказание летучего командира корпуса, основанное на с запозданием доставленном донесении. Бригада была встречена пулеметным огнем и с казачьей поспешностью ушла за нашу дивизию. В это время к цепям подъехал на автомобиле генерал Врангель.

Он подозвал меня и приказал доложить ему обстановку. Его автомобиль с издалека видным армейским георгиевских цветов значком привлек на себя оживленный пулеметный огонь, но генерал невозмутимо выслушивал доклад. Многочисленные следы пуль на стенках автомобиля свидетельствовали о том, что командующий армиею имел обыкновение разъезжать в пехотных цепях. Генерал сказал мне: «Передайте полковнику Непенину дождаться подхода танков и затем атаковать».