Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

Насонов А.Н. Монголы и Русь…, с. 148–149: «Во-первых, вмешательством во внутреннюю политическую жизнь Северо-восточного края Волжская Орда создала себе в северных провинциях прочную базу на территории именно Ростовского княжества и приобрела себе послушных союзников и верных вассалов в лице ростовских князей. Во-вторых, было окончательно уничтожено значение Ростова как старого вечевого центра всей Ростово-Суздальской волости и задавлена вечевая жизнь в городах Ростовского княжества. В-третьих, наконец, из Ростовского края от ордынских властей и под страхом разорения от татарских ратей, приходивших с юго-востока, население разбегалось и сбивалось на западные окраины Северо-восточной Руси. Эти новые явления русской жизни не замедлили оказать свое действие на ход ближайших событий конца XIII и начала XIV в.».

А.Н. Насонов отмечал: «В эпоху двоевластия в Орде, в последней четверти XIII в., произошли, по-видимому, некоторые изменения в организации эксплоатации русского Северо-востока, отразившиеся на организации ордынского владычества в последующее время: в эпоху двоевластия великий князь владимирский начал сам собирать ордынскую дань и отвозить ее в Орду» (там же, с. 149). Это отразилось на изменениях в институте баскачества и на отношениях Орды к княжеским центрам, претендовавшим на главенство в великом княжестве Владимирском. Как писал А.Н. Насонов, «о баскаках в последней четверти XIII в., в годы двоевластия в Орде, в княжествах, враждебно относившихся к Волжской Орде (Тверском, Переяславском, Московском), мы сведений не имеем. В Ростовском княжестве, признававшем Волжскую Орду, баскак сидел еще (судя по летописному известию 1305 г.), в начале XIV в. (…) На первых порах, ограничиваясь дипломатическими мероприятиями, волжский хан, по-видимому, направляет свою политику к тому, чтобы расколоть союз Твери и Москвы, независимо настроенной по отношению к Волжской Орде; далее он ведет наступление на Тверь» (там же).

Насонов А.Н. Монголы и Русь…, с. 150–151: «Татары принимали активное участие в образовании состава территории этого княжения и вмешивались во владельческие распорядки на Руси. (…) В Орде опасались усиления князя, получавшего ярлык на великое княжение Владимирское. Отсюда понятны разделы земли великого княжения… В Орде, передавая ярлык на «великое княжение Владимирское» московским князьям, стремились вместе с тем воспрепятствовать их усилению, и «приводить силы князей в равновесие» [выражение К. Маркса. — Б.П .]. (…) Орда поддерживала в противовес Москве другие княжества, сохраняла их самостоятельность и непосредственно с ними сносилась. Принимая эти меры, Орда устранила или ослабила вредные с ее точки зрения стороны великокняжеской организации. В первой половине XIV в. баскаки на Северо-востоке исчезают совсем. Деятельностью великого князя владимирского могло в некоторой мере восполняться отсутствие баскаков».

Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.

Там же, с. 75.

Там же, с. 73–74.

Библиографию см. в недавно вышедшей вторым изданием книге: Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв. Изд. 2-е. СПб., 2003. Одним из достоинств монографии Ю.В. Кривошеева, по нашему мнению, является детальный анализ выводов А.Н. Насонова и, в частности, критика не вполне доказательного вывода о существовании в Северо-Восточной Руси с 1257 г. «военно-политической организации» монголов. (Об ошибочности этого вывода см. также: Егоров В.Л. Александр Невский и Чингизиды // Отечественная история. 1997. № 2. с. 53–54). В то же время работу Ю.В. Кривошеева отличает некоторая концептуальная «заданность», при которой русско-ордынские отношения XIII–XIV вв. автор рассматривает как часть истории доклассовых «городов-государств» (в русле научных взглядов И.Я. Фроянова — ответственного редактора монографии). В нашу задачу не входит разбор сильных и слабых сторон книги Ю.В. Кривошеева, но те выводы ученого, которые относятся к теме нашего исследования, будут проанализированы ниже, в соответствующих главах.

Кучкин В.А . Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. с. 104–124 (Гл. 2 «Изменения в составе княжеств Северо-Восточной Руси в 1238–1300 гг.»); с. 125–314 (Гл. 3–7 — о территориях великих княжеств Владимирского, Тверского, Нижегородского, княжеств Суздальского, Юрьевского, Дмитровского, Галицкого, Стародубского, Ростовского, Углицкого, Ярославского, Моложского и Белозерского в XIV в.).

Несколько ранее было издано небольшое учебное пособие: Кизилов Ю.А. Земли и княжества Северо-Восточной Руси в период феодальной раздробленности (XII–XV вв.). Ульяновск, 1982. Однако по уровню поставленных проблем и глубине их анализа это учебное пособие значительно уступает монографии В.А. Кучкина.

Экземплярский А.В . Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 гг. Т.I–II. СПб., 1889–1891.

Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси…, с. 105. Чрезвычайно интересным, хотя и не относящимся напрямую к теме нашего исследования, является проведенный В.А. Кучкиным анализ демографических факторов, которые привели к возвышению Твери. Определяющую роль здесь играл не только «переход населения с востока и центра Суздальщины на ее более безопасные в военном отношении западные окраины: Тверь и Москву» (там же), но и то обстоятельство, что «с 40-х годов XIII в. усилился натиск Литвы на западные русские земли, и население этих земель стало сдвигаться к востоку в районы Твери, отчасти Москвы» (с. 109). Здесь же (прим. 49) В.А. Кучкин отмечает, что «запустение сельских поселений в центре Смоленского княжества в XIV–XV вв.» «логичнее связывать с военными походами литовских князей». Все это доказывает несостоятельность утверждений с. В. Думина о том «положительном воздействии», которое оказывала литовская экспансия на Восток. (См.: Думин С.В . Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — начала XX в. М., 1991. с. 76–126. Здесь же: «Стремление литовских князей расширить свои владения объективно отвечало реальному стремлению восточнославянских земель к объединению»; «Великий князь Ольгерд Гедиминович относится к числу наиболее выдающихся деятелей нашей [? — Б.П.] истории…, чье имя незаслуженно забыто [?! — Б.П .], более того, включено в список врагов, разорителей земли русской»; о смерти Ольгерда: «Не стало человека, впервые успешно выступившего против Орды и сумевшего объединить в борьбе с нею русские княжества» (там же, с. 87, 93, 106)). Между тем, бегство русского населения из районов, подвергавшихся нападениям литовцев, убедительно доказывает, что «литовщины» в сущности были таким же бедствием для Руси, как и «татарщины», а Гедимин и Ольгерд столь же мало похожи на «объединителей русских земель на демократических началах», как и монгольские ханы. Понятно, что утверждения С.В.Думина высказаны в полемическом запале 1991 г., — но даже в этих условиях полемический запал ученых должен иметь свои пределы, тем более в книгах, адресованных «широким кругам читателей».