Александр Мещеряков - История древней Японии

На Рюкю государственность возникает только в XVI в. В XVII в. это государство было провозглашено данником княжества Сацума, расположенного на юге Кюсю, однако сёгунат Токугава не заявлял о своей юрисдикции над территорией Рюкю (местный правитель получил инвеституру в Китае). Этот архипелаг был провозглашен префектурой Окинава лишь в 1879 г. Что касается Хоккайдо, населенного айнами, то там самостоятельная государственность не формируется вообще. Остров был провозглашен территорией Японии в XVIII в., однако его широкое освоение японцами относится только ко второй половине XIX в. Таким образом, лишь к этому времени, т. е. по прошествии более двух тысячелетий, территория японского государства стала вновь совпадать с ареалом распространении культуры дзё:мон.

По своим колоссальным социальным и культурным последствиям период яёй может быть приравнен к тому, что знаменитый археолог и культуролог Гордон Чайлд назвал «неолитической революцией», когда происходит переход к земледелию, т. е. производящему типу хозяйствования. Своеобразием исторического пути Японии следует признать то, что во время этой «революции» под непосредственным воздействием континентальной культуры было начато (хотя и весьма ограниченное) использование металла — железного оружия и орудий труда (мечи, кинжалы, копья, ножи, топоры, рыболовные крючки) и бронзовых ритуальных предметов. Благодаря этим инновациям развитие японскою общества стало осуществляться ускоренными темпами.

Иллюстрация 8. Железное оружие и предметы труда (период яёй).

Становление культуры яёй непосредственно связано с мощным потоком переселенцев с юга Корейского полуострова, которые обосновывались прежде всего на севере Кюсю. Причины их миграции остаются до конца не выясненными. В настоящее время наибольшим авторитетом пользуется точка зрения, связывающая переселение с двумя факторами: природным и социальным. Наступившее на материке временное похолодание климата привело в движение население северных регионов Азии, начавших мигрировать на юг. А это, в свою очередь, вызвало политическую нестабильность в Китае и на Корейском полуострове. Крах Циньской империи в 207 г. до н. э. и возникновение империи Хань сопровождались значительными миграциями на Корейский полуостров. Начиная с этого времени и до начала IV в. н. э. Корейский полуостров сотрясали войны, вызывавшие постоянный отток населения. Среди этих переселенцев были и представители племен тунгусского происхождения, принадлежащих к алтайской языковой семье (язык этих переселенцев являлся ближайшим родственником корейского), которые проникли на территорию Японского архипелага. Именно в это время начинает формироваться протояпонский язык, возникший на основе наложения протокорейского языка на местный языковой субстрат (скорее всего, австронезийского происхождения).

Исходя из анализа различных демографических и антропологических данных, известный исследователь ранней Японии Ханихара Кадзуро пришел к шокировавшему многих выводу, что число переселенцев за период с начала яёй и до VIII в. составило около 1 200 000 человек (вычисленная Савада Гоити еще в 1920-х гг. и не подвергающаяся ревизии общая численность населения на конец VIII в. — около 6 млн. человек). Хота конкретная цифра переселенцев с материка и вызывает сильные сомнения среди многих специалистов по истории и исторической демографии, гораздо большее число ученых все-таки сходится во мнении, что количество переселенцев в любом случае должно было быть достаточным для кардинальных изменений во всей системе жизнеобеспечения общества, в языке, культуре в целом.

Для периода яёй не существует единого антропологического типа. В самом общем виде можно говорить о параллельном существовании «человека дзё:мон» и «человека яёй», причем ареал распространения второго (имеющего антропологические признаки обитателей Северной Азии) имеет тенденцию к расширению: от Северного Кюсю и южной оконечности Хонсю — к Центральной Японии. Именно этот тип мы условно имеем в виду, когда говорим о «человеке яёй».

Антропологический анализ указывает на существенные отличия «человека яёй» от «человека дзё:мон». К их числу относят следующие: «человек яёй» выше, у него более вытянутая форма черепа; ноздри расставлены шире; нос более приплюснут, в связи с переходом на крахмалосодержащую пищу (рис, сладкий батат, просо, чумиза, гречиха) увеличивается количество гнилых зубов; сама форма зубов указывает на принадлежность их обладателей к обитателям Северной Азии. Антропологические традиции дзё:мон гораздо сильнее в Северо-Восточной Японии (Хоккайдо, северная часть Хонсю), на Сикоку, юге Кюсю и на Рюкю. Эта же тенденция прослеживается и по данным исторической генетики.

Основанные на анализе ДНК остроумные исследования Танабэ Ю:ити показали, что «исконно» распространенные на Хоккайдо и Рюкю собаки генетически близки к своим сородичам, обитавшим в Юго-Восточной Азии. Что же касается собак Кюсю и Хонсю, то их предком был тип, распространенный в Северной Азии (в частности на Корейском полуострове).

Вместе с переселенцами привносится новая для обитателей Японского архипелага культура, хозяйственную основу которой составляло рисосеяние, в особенности заливное (наиболее ранние свидетельства возделывания риса в Южном Китае, откуда он проникает и в Корею, относятся к VI тысячелетию до н. э.). Всего же, как считается на сегодняшний день, возделывалось 37 видов культурных растений. Косвенным доказательством уменьшающегося значения охоты служит резкое уменьшение находок наконечников стрел в археологических слоях, относящихся к началу этого периода.

Кроме того, важным свидетельством происходивших изменений могут служить данные палеоботаники. Распространение сосны и других хвойных пород, пришедших на смену широколиственным лесам, начинается в Юго-Западной Японии 2000 лет назад, в Центральной Японии — 1500 лет назад и в Северо-Восточной Японии — 800–700 лет назад. Это соответствует последовательности распространения на территории Японии интенсивного земледелия, а также сопутствующего ему производству металла и керамики с высокотемпературным обжигом, что привело к вырубанию широколиственных лесов с последующим вытеснением их хвойными породами. Таким образом, «типично японский» пейзаж с обилием хвойных пород, столь богато представленный в искусстве и литературе этой страны, являет собой реалию сравнительно недавнего времени.

Археологический эксперимент показал, что обнаруженная гончарная печь этого времени потребляет в сутки около 10 тонн дров.