Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Согласной и разногласной является harmonía для Эмпедокла и Гераклита. И вполне возможно, что, когда речь открыто идет о политическом, «гармония» как модель гражданского слаживания действительно является тем, что стоит на кону в неком противостоянии между согласием и разногласием в греческой рефлексии о полисе , в которой смелость мысли о несходном в городе сосуществует с поспешными усилиями заретушировать пестроту различий посредством дискурса о Том же – я имею в виду, например, дискурс об автохтонности. Однако сейчас мы не будем углубляться на эту территорию, потому что если бы мы открыли объемное досье, содержащее классические дискурсы о гражданстве, то, конечно, очень быстро обнаружили бы там stásis [385] А также двусмысленность, присутствующую, например, у Аристотеля, когда он вопреки Платону определяет город как состоящий из anómoioi [неодинаковых, не себе подобных. – Примеч. пер .] и тем не менее подчеркивает риск распри, которую в колонии вызывает присутствие населения, не являющегося homóphylos [одного племени. – Примеч. перев ]. , но рискуя при этом упустить из виду корень *ar- , привилегированный инструмент архаической мысли о политическом.

Прежде чем оставить эту мысль, мы бы хотели прибавить еще два свидетельства к вопросу о гражданском порядке в его амбивалентности. Первое – это прилагательное ártios , у Солона выражающее совершенную подогнанность, единственный ресурс, чтобы защитить город против stásis , – и мы знаем, что примирители, кладущие конец междоусобицам в архаических городах, в ряде случаев назывались katartistēres [386] Meier C. Clisthène et le problème politique de la «polis» grecque // Revue internationale des droits de l’Antiquité. 1973. № 20. P. 115–159. [ Katartistēr – букв. улаживатель. – Примеч. пер. ] . Но в арифметике ártion обозначает четное число, поскольку оно равно или хорошо собрано; и греческая спекуляция по поводу чисел сделает из этого вывод, что четное, по модели двух, навлекает diástasis – разделение на равные части, как если бы хорошая собранность потенциально содержала в себе раздор, сражение, оппозицию: и против этого восхваляют нечетное число, которое не позволяет полностью разделить себя, но всегда оставляет нечто общее ( koinón ) [387] Солон. Фр. 4, ст. 33 и 39 в: West; Плутарх. Римские вопросы, 264a, 270b. . Таким образом в одном и том же термине ártios обнажается взаимоналожение, снова ярко выраженное, гражданского мира и diástasis .

Второй пример носит имя Гармонии: в самом деле, чтобы завершить этот excursus , можно ли найти более подходящий нарратив, чем миф о свадьбе Harmonía ? Гармония – это божественная сила, в первобытном времени выходящая замуж за Кадма, основателя Фив. Кадм – финикиец, и в конце долгих скитаний он видит, как в местности, где возникнут Фивы, рождаются и убивают друг друга автохтоны, и тогда ему ничего не остается, кроме как основать город на автохтонии Сеянных ( Spartoí ) и чужеземном принципе, воплощенном в нем самом: эта свадьба позволяет ему интегрироваться в город – церемония, которую боги почтили своим присутствием так же, как на беду человечеству они посетили женитьбу Фетиды и Пелея; и как в национальном фиванском мифе, так и в греческой поэтической традиции эта свадьба устанавливает гражданский порядок в Фивах [388] Феогнид, 17–18. См.: Nagy G. The Best of the Achaeans. P. 299; Nagy G. Theognis of Megara: A Poet’s Vision of his City // Theognis of Megara. Poetry and the Polis / Eds G. Nagy, T. J. Figueira. Baltimore; London: The Johns Hopkins University Press, 1985. P. 27–28. . Тем не менее необходимо удерживать вместе обе генеалогические линии супруги, которая, будучи олицетворением брачных уз, не является обычной женой: Гармония Собирательница является дочерью Афродиты, о чем любят напоминать поэты, и Ареса, о чем они почти единодушно умалчивают. Это значит, что городу Кадма она приносит sýn и diá в принципиально нераспутываемом виде, чему ее ожерелье – сразу и прекрасная связь, и проклятый дар – служит чем-то вроде символа.

Благоразумие хотело бы, чтобы здесь мы простились с корнем *ar- . Однако разве можно удержаться от соблазна раскрыть, пускай и в виде одной лишь этимологической гипотезы, что к этому семейству слов следует добавить еще один дериват. Итак, этимология: на обращение к ней с порицанием взирают позитивистские умы, но под знаком Гераклита у нас есть все основания на нее отважиться. Да, действительно – как кто-то уже мог догадаться – речь идет об имени Ареса, по поводу которого мнения филологов разделяются, но кое-кто из них утверждает, что оно должно быть добавлено к длинному списку слов на * ar- . Итак, Арес: то есть Слаживающий. Он является таковым на войне, даже если классический город ничего не хочет об этом знать, – город, который тому krátos , что достигается благодаря броску костей, решительно предпочитает прекрасные победы, обязанные доблести (и Ареса изгоняют на территорию stásis , понимаемую как отрицание всех гражданских доблестей). Это значит, что также существует и Арес жизни в городе, к которому граждане, возможно, даже не осознавая этого, тем не менее должны приспособиться: на Ареопаге он заведует вооруженным миром судебного процесса, он является гарантом клятв и грозой для клятвопреступников, одним словом, он блюдет город как хорошо слаженную тотальность [389] Об этой этимологии см.: Sinos D. S. Achilles, Patroklos and the Meaning of «Philos». Innsbruck: H. Kowatsch, 1980. P. 33–34. Автор настаивает, что Арес является «богом невоинственного общества». . Арес-убийца – хранитель социальной связи? Возможно, что в основе своей наш маршрут не имеет другой цели, кроме как подтвердить эту этимологию в форме оксюморона .

Ставя перед собой задачу демонтировать гражданские достоверности, чтобы восстановить дискурс, который – с самого начала или с течением времени – был вытеснен, сильно рискуешь просто уступить влечению к конструированию. Лучше будет признать неизбежность этого соблазна и добавить несколько креплений к строительным лесам, пускай и лишь для того, чтобы обнаружить, что конструкция уже была греческой.

Вначале был конфликт, он открывает человеческую ситуацию и историю: это ссора Прометея с Зевсом и, в ходе Троянской войны – этой ссоры в масштабе человечества, – éris Ахиллеса и Агамемнона. Узнав о смерти Патрокла, Ахиллес проклянет éris , что, по словам Аристотеля, будет стоить Гомеру критики Гераклита, в данном случае, возможно, несправедливой [390] Аристотель. Евдемова этика, 1235a25. . Ибо поистине ни один текст не смешивает свою тему с конфликтом до такой степени, как «Илиада» – с первых же стихов, где Муза призывается начать свою песню с рассказа о ключевом моменте, когда «Атрид и божественный Ахиллес разделились в распре» ( diastētēn erísante ) [391] Гомер. Илиада, I, 6, – комментируя этот стих, Платон использует слово stásis («Государство», VIII, 545d8–e1). Об укорененности человеческого порядка в éris см.: Nagy G. The best of Achaeans. P. 255–263 и P. 357–358. . Ахиллес удаляется в свой шатер, чтобы история могла начаться.