Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Фриних сочинил драму «Взятие Милета», и когда он поставил ее на сцене, весь театр залился слезами; его присудили к уплате штрафа в 1000 драхм за то, что он напомнил [им] о несчастьях, которые затрагивали их самих [ hos anamnēsanta oikēia kaká [528] Более буквально – «как напомнившего о домашних (или о собственных) бедах» ( греч. ). – Примеч. пер. ], и они постановили, чтобы отныне никто [ mēdéna ] не мог воспользоваться этой драмой [529] Геродот. VI, 21. Пер. Г. А. Стратановского с изм. Это текст, к которому я обращаюсь в: Loraux N. Mères en deuil. Большая статья Розенблума не добавляет ничего принципиального с интересующей нас точки зрения: Rosenbloom D. Shouting Fire in a Crowded Theater: Phrynichos’ «Capture of Miletos» and the Politics of Fear in Early Attic Tragedy // Philologus. 1993. № 137. P. 159–190. .

Скорее всего, при помощи этого совершенно официального декрета народного собрания афиняне всего лишь намеревались запретить на будущее любую постановку «Взятия Милета», бесповоротно обрекая на забвение трагедию Фриниха. Но мне несложно приписать этому решению совсем другое значение, в высшей степени парадигматическое как для статуса гражданской памяти в Афинах, так и для афинского определения трагического. Подвергнутый большому штрафу и отлученный от сцены за то, что показал в афинском театре действие ( drāma ), для афинян оказывающееся не чем иным, как страданием ( páthos ) [530] Здесь я вывожу páthos , «претерпевание», из словоформы pathoūsi , открывающей посвященную милетцам 21-ю главу VI книги. Отождествляя себя с милетцами – об этом говорит употребление oikeīon, – афиняне видят исключительно páthos своего «я» в том, что, однако, является драматическим действием. и семейным делом – делом ионийской семьи, семьи, которая является городом, одним словом, гражданской идентичностью, коллективным «я», определяющимся через сферу собственного ( oikeīon ) [531] Об этом рассказе Геродота см. замечания Мадзарино (он переводит oikeīa как «собственное»): Mazzarino S. Il pensiero storico-classico. Vol. 1. Roma; Bari: Laterza, 1983. P. 107–108). Об oikeīos см.: Loraux N. La main d’ Antigone // Mêtis. 1986. № 1. P. 165–196 и Loraux N. Oikeios polemos. La Guerra nella famiglia. , – первый из великих трагиков, вызывая у своих сограждан воспоминание об их «собственных злосчастьях», пробуждает в них в первый, как я склонна думать, раз осознание опасностей припоминания, когда его предмет является источником скорби для гражданского «я».

И начинается долгая история, история афинской практики памяти, но также и история трагедии, которая, на наш взгляд, навсегда останется отмеченной этим изначальным отпором. Афинский народ дал понять, что он не потерпит, когда на сцене изображают то, что производит болезненное впечатление, и трагики усвоят этот урок и научатся избегать слишком актуальных фабул, за исключением тех случаев, когда настоящее является трауром для других – трауром, который в любой момент может обернуться, как в «Персах», гимном во славу Афин [532] Здесь я корректирую слишком категоричные утверждения, высказанные мной в 1988 по поводу «Персов» Эсхила. См.: Loraux N. Ce que les «Perses» ont peut-être appris aux Athéniens // Epokhè. 1993. № 3. P. 147–163. . Возможно, именно эта неактуальность и является причиной решающего для трагического жанра обращения к фикции [533] Vernant J. - P. Le sujet tragique: historicité et transhistoricité. P. 86–87. – другими словами, к mȳthos . Кроме того, следует заметить, что, когда действие происходит в Афинах, трагедия, как правило, наделяется «хорошим» концом, как в афинских драмах Эврипида; тогда как место «подлинных» трагедий, где drāma – это в то же самое время páthos , находится вне города, и в IV веке Исократ не без удовольствия сформулирует закон, согласно которому в театре Афины дают себе представление о преступлениях, изначально связываемых с «другими городами» [534] Исократ. Панафинейская речь, 121–123. .

Именно так в начале V века Афины переходят к практике гражданской памяти, находящейся под строгим надзором.

Второй запрет, в самом конце века, нацелен на то, чтобы блокировать любое напоминание о «злосчастьях», которые на этот раз напрямую затронули «я» города, раздираемое изнутри гражданской войной. После кровавой олигархии Тридцати запрет «припоминать злосчастья» скрепляет в 403 году демократическое примирение. Возводя этот эпизод в образец, мы называем его амнистией (как говорят, «первой»), но уже Плутарх, зная о глубоком родстве обоих жестов, употреблял этот термин, связывая «декрет об амнистии» ( tò psēphisma tò tēs amnēstías ) со штрафом, наложенным на Фриниха [535] Плутарх. Наставления в государственных делах, 814b – c. Отметим, что этот текст, посвященный тому, что следует вспоминать из прошлого, чтобы дать пищу воображению, открыто рассматривает в качестве предмета памяти только те акты, что ведут к забвению. .

403 год до нашей эры: демократы, еще вчера преследуемые, теперь возвращаются победителями в Афины и объявляют всеобщее примирение, применяя для этого декрет и принесение клятвы. Декрет объявляет о запрете: mē mnēsikakeīn , «запрещено припоминать злосчастья». Клятва обязывает всех афинян – демократов, последовательных олигархов и «спокойных» людей, оставшихся в городе во время диктатуры, – но обязывает их по одному: ou mnēsikakésō , «я не буду припоминать злосчастья» [536] См. выше главу V. .

Припоминать злосчастья – так что же означает эта синтагма, уже много раз встречавшаяся, которую составной глагол mnēsikakeīn выражает, употребляясь в качестве формулы как в Афинах, так и в других городах? Если принять, что под именем kaká , «злосчастья», греки обозначают то, что мы предпочитаем эвфемистически называть «событиями» (беспорядки в городе), то именно на mnēsi- , форму, производную от греческого корня для «памяти», следует обратить внимание. Если судить по употреблениям mnēsikakeīn , речь идет скорее не о том, чтобы воскресить в памяти, как Фриних, себе на беду вызвавший анамнезис ( anamnēsanta ) у афинян, но о том, чтобы припомнить «против». В случае анамнезиса, действовавшего на граждан Афин, за выражающим его глаголом следует двойное дополнение в винительном падеже [537] У Геродота в «Истории», VI, 21 (отрывок о взятии Милета) глагол anamimnēskō имеет лишь одно дополнение, хотя указанная Лоро конструкция с двойным аккузативом есть в VI, 140 (приказ Мильтиада пеласгам). – Примеч. пер. – содержимое припоминания и сознания, которые призываются к тому, чтобы вспомнить; напротив, управляя во многих случаях дательным враждебности [538] Примеры см. выше в главе V. , mnēsikakeīn подразумевает, что памятью агрессивно угрожают, что на другого обрушиваются или лютуют, короче говоря, мстят [539] Джорджо Агамбен в своей книге о stásis критикует трактовку этого слова Лоро, указывая, что акцент в составных древнегреческих глаголах такого типа стоит на второй, активной части, а значит, речь идет скорее не о kaká , но о действии - kakeīn (см.: Агамбен Д. Stasis. Гражданская война как политическая парадигма. СПб.: Владимир Даль, 2021. С. 30–31). В этой связи следует отметить, что русское «злопамятствовать» представляется более адекватным переводом mnēsikakeīn (еще буквальнее было бы – «злобствовать памятью»), чем ne pas rappeler les malheurs Лоро, которое мы передаем как «не припоминать злосчастья». Однако, поскольку Лоро дальше раскрывает, в чем именно заключалась операция «припоминания зол» (обращение в судебные трибуналы, стремление к возмездию), ее трактовка в конечном счете никак не противоречит агамбеновской. – Примеч. пер. . Таким образом, за время, прошедшее с начала века, припоминание злосчастий из нейтрального, каким оно (как мы предполагаем) было до Фриниха, превратилось в акт преследования. Mnēsikakeīn : так у Платона говорится о победившей в сражении партии, осуществляющей репрессии, принимающие форму изгнания и резни [540] Платон. Письма, VII, 336e–337a. , но в афинском контексте после 403 года слово более специальным образом обозначает (у Аристотеля, а также в политической и юридической риторике Афин) акт – считающийся сразу и объяснимым, и нелегитимным, и ответственность за который, как правило, возлагается на демократов – возбуждения судебного процесса по поводу преступлений, совершенных во время гражданской войны [541] Более развернутый анализ будет дан ниже (главы X и XI); в качестве примеров см.: Аристотель. Афинская полития, 40.2; Исократ. Против Каллимаха, 23 (и 2, где dikázēsthai parà toùs hórkous [судить, нарушая клятвы. – Примеч. пер. ] является точным эквивалентом mnēsikakeīn ); Лисий. Против Никомаха, 9 и Андокид. О мистериях, 104. Нелегитимность: возражение о неприемлемости ( paragraphē ), упомянутое в «Против Каллимаха», 2, блокирует всей афинской [юридической. – Примеч. пер. ] системе доступ к памяти, подобно современному преюдициальному вопросу. .