Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Если потребовалась по меньшей мере одна казнь, то это из‐за важности политических ставок, направлявших весь процесс: необходимо было восстановить обмен – когда афиняне не говорили о diálysis , они пользовались словом «примирение» ( diallagē ) [556] См. выше главу IV. или «согласие» ( homonoía ) – между гражданами, которые несколько месяцев назад противостояли друг другу, армия против армии. Для этой цели было важно – чтобы снять обвинение с тех, кто не победил, – изолировать виновных: разумеется, это Тридцать, которые и в самом деле уже занимали это место, обозначенные численно, как это часто бывало с коллегиями должностных лиц в Греции, а значит, их тем легче было сосчитать, и вдобавок открытые виновники конфликта. Одно из положений соглашения – дополненное, как мы видели, весьма значимым ограничением – делало для них одних исключение [557] А также для нескольких других олигархических органов. См.: Аристотель. Афинская полития, 39.6 и Андокид. О мистериях, 90. О том, как этим пользовались граждане, обвиненные в антидемократических происках, см.: Лисий. В защиту одного лица по поводу обвинения его в попытке низвержения демократического образа правления, 5, 16 и 18. из запрета на mnēsikakeīn . Когда ответственность за пролитую кровь была таким образом установлена, за ее пределами оказались все остальные афиняне, обреченные на примирение друг с другом. Что позволяло даже не задумываться о категории «подручных лиц» (доносчики, служившие «тиранам», оправдывались, если только они не совершили убийство собственноручно, и все выглядит так, как будто не было ни одного такого случая) и потому не выходить за рамки успокоительной категории «тихих» граждан. И действительно, мы видим, как в судебных процессах, несмотря ни на что, имевших место, о своей невиновности заявляют многие и многие kósmioi («сторонники порядка»), которым не в чем себя упрекнуть… В результате этого процесса будет восстановлен единый и неделимый город официальных хвалебных речей Афин.

Я сказала о политических ставках. Будь я аристотельянкой, я должна была бы сказать, что на кону стояла сама политика вообще . Вспомним, что говорит Аристотель об умеренном Архине: «он поступил, как хороший политик» ( politeúsasthai kalōs ); и об афинских демократах: «представляется, что они превосходно и в высшей степени политически воспользовались прошлыми несчастьями» [558] Пер. С. И. Радцига с изм. ( kállista kaì politikōtata ). Но уже Исократ дает разгадку этой операции: «Поскольку мы дали друг другу залоги верности, мы управляем собой так хорошо и так сообща [ hoúto kalōs kaì koinōs politeuómetha ], как если бы и не было у нас никаких несчастий» [559] Аристотель. Афинская полития, 40.2 и 40.3 (где отмечается, что афиняне «используют» свои несчастья, точно так же, как у Геродота они запрещали кому-либо «использовать» трагедию Фриниха); Исократ. Против Каллимаха, 46. . Этим все сказано: политика – это значит поступать так, как если бы ничего не случилось. Как если бы ничего не было. Ни конфликта, ни убийства, ни злопамятности (или озлобленности).

Итак, исократовско-аристотелевское определение политики: это то, что начинается, когда прекращается месть. Следуя именно этой линии мысли Плутарх воздаст хвалу Посейдону – когда-то претендовавшему на звание господина Афин, но побежденному Афиной – за то, что он поступил «безгневно» ( amēnitos ), то есть «политичнее» ( politekōteros ), чем Фрасибул, вождь вернувшихся в город демократов, которому победа позволяла легкое великодушие. И тот же Плутарх добавляет, что афиняне двумя способами сообразовывались с этим актом божественной кротости: изымая из календаря день годовщины конфликта, служивший для бога скорбным напоминанием, и возведя в Эрехтейоне алтарь Лете, Забвению [560] Плутарх. Застольные беседы, IX, 6 (=Moralia, 741b); О братской любви, 18 (=Moralia, 489b-c). См. выше главу I и ниже главу VIII. . Негативная операция, изъятие – и установление забвения на Акрополе (который афиняне часто называют просто «Городом»), в самой глубине храма Афины Полиады: стирание конфликта – и выдвижение Леты как основания жизни в городе. А кроме того, рассуждая о Солоне, Законодателе, которого люди IV века возвели в образец политики середины (то есть, как они считали, любой политики, достойной называться политикой [561] См.: Mossé C. Comment s’élabore un mythe politique. Solon «père fondateur» de la démocratie athénienne // Annales. Économies, Sociétés, Civilisations. 1979. № 3. P. 425–437. ), Плутарх определяет политическое ( politikón ) как то, что «отнимает» – возможно, это «сущностное» изъятие – у ненависти ее вечный характер ( tò aídion ) [562] Плутарх. Солон, 21.1. .

Это все чисто афинские дела, разумеется. Но разве можно соблюсти дистанцию до конца? До этого момента я сопротивлялась демону аналогии, не раз и не два нашептывавшему мне, и небезосновательно, ту или иную параллель с освобожденной Францией и со спорами, которые с 1945 по 1953 год разгорелись вокруг легитимности чисток; нашептывавшему то или иное сравнение с вытеснениями и забвениями, насчет которых, когда речь заходит о вишистской Франции, мы бы хотели быть точно уверенными, что они действительно остались позади нас [563] См.: Rousso H. Vichy, le grand fosse // Vingtième Siècle. 1985. № 5. P. 55–79; Rousso H. Le syndrome de Vichy. 1944–198? Paris: Le Seuil, 1987 (2‐е изд.: Le syndrome de Vichy. De 1944 à nos jours. Paris: Le Seuil, 1990). ; чтобы избежать греха анахронизма, я даже не поддавалась искушению цитировать «Олигархов», – к слову, совершенно точное повествование о захвате власти и правлении Тридцати, – потому что Жюль Изаак заодно рассказывает там о первых годах режима Виши; тем самым я запретила себе цитировать и ту страницу, где, размышляя в 1942 году о примирении 403 года, историк с горечью задается вопросом, «будут ли „дурные“ столь же великодушными» [564] Isaac J. Les oligarques. Essai d’ histoire partiale. Paris: Minuit, 1945. P. 191. [Под «дурными» – переводя так греческое ponēroí – Изаак имеет в виду победивший демос, соответственно, задаваясь вопросом, будет ли аналогичное снисхождение к «добрым» людям Виши, т. е. к коллаборационистам, после освобождения Франции. – Примеч. пер. ] в аналогичных обстоятельствах. Но я не могу устоять перед тем, чтобы в качестве чуть менее современного, а значит, как можно надеяться, более дистанцированного контрапункта [565] Тем не менее о современности «Дела» см.: Winock M. Les affaires Dreyfus // Vingtième Siècle. 1985. № 5. P. 19–37. , процитировать такой разговор 24 июля 1902 года, записанный самим Изааком:

Пеги говорит мне, что толерантность ведет к позору, что необходимо ненавидеть. Я спросил его: «Что же такое ненависть?» – «Не-амнистия» [566] Isaac J. Expériences de ma vie. T. I: Péguy. Paris: Calmann-Levy, 1959. P. 282. .

В 1900 году первый поворотный момент в деле Дрейфуса наступил вместе с голосованием об амнистии, но Пеги был в гневе [567] См.: Rey J. - M. Colère de Péguy. Paris: Hachette, 1987. и хотел, чтобы «инцидент не был исчерпан», поскольку он знал, что Дело не было инцидентом. Более того, в 1902 году это приведет его – явно не «политичного» в греческом (но сохранившимся ли?) смысле термина – к разрыву с Жоресом.