Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Афиняне, придумав нелепый миф о ссоре [ perì tēs éridos ] между богами, внесли в него важную поправку [ epanórthōma ] к этой нелепости; ибо они всегда вычеркивают второй день месяца боэдромиона [ tēn gàr deutéran exairoūsin aeì toū Boēdromiōnos ], поскольку в этот день произошла распря [ tēs diaphorās ] Посейдона и Афины [643] Плутарх. Застольные беседы, IX, 6 (=Moralia, 489b). .

И Плутарх призывает слушателя последовать этому примеру: в случае раздора с родственниками или с ближним [644] О брате как греческом «родственнике» par excellence и конфликте братьев см. ниже главу VIII. следует «поставить этот день под отказ от памяти [ en amnēstíai tēn hēméran ekeínēn títhesthai ] и считать его в числе злополучных [ mían tōn apophrádōn nomízein ]» [645] Плутарх. Застольные беседы, IX, 6 (=Moralia, 741c); О братской любви (=Moralia, 489c). .

Таким образом, Плутарх не довольствуется одним сообщением информации, но также дает все необходимое для ее интерпретирования. Вычеркнуть из календаря второе боэдромиона означает внести «коррективу» в миф о божественной éris , на котором, однако, основана эпонимия [646] Имеется в виду то, что в результате этого события город получает имя победившей в споре богини. – Примеч. ред. города: иными словами, для Афин здесь речь идет об отношении к собственной памяти, и эта память, хотя и начинаясь во времени мифа, является политической . То, что любой ценой необходимо проигнорировать, – это распря, и сравнение, злополучно прерванное лакуной, в «Застольных беседах» сближающее поведение Посейдона и Фрасибула, оборачивается в пользу бога, считающегося более политичным ( politikōteros ), чем вождь демократов, поскольку он отрекается от злопамятства, даже не добившись krátos , как тот. Эксплицитная отсылка к гражданской войне, развязанной правительством Тридцати, и к амнистии 403 года, которая, как мы знаем, еще не называлась amnēstía , но сводилась к негативному предписанию: «Запрещено припоминать злосчастья». Если ссора богов мыслится как сама парадигма для любой stásis , то, никоим образом не являясь «простой аномалией» [647] Mommsen A. Feste der Stadt Athen im Altertum geordnet nach attischem Kalender. Leipzig: Teubner, 1898. S. 132–133. , изъятие второго боэдромиона приобретает для афинян значение чего-то вроде политического акта забвения.

Мы еще вернемся к этому измерению, легко бросающемуся в глаза в обоих текстах. Но для начала лучше попытаемся собрать документацию о втором боэдромиона во всей ее сложности, начиная со следа, неразрывно религиозного и политического, на который указывает Плутарх, когда отождествляет день ссоры между братьями со «злополучным» ( apophrás ) днем.

Чтобы оценить сложности на этом пути, необходимо все же сделать несколько уточнений – кроме того, занимаясь таким сюжетом, придется еще не раз обращаться к ученой эрудиции. Будем считать признанным фактом, что «афиняне всегда вычеркивают второе боэдромиона». Это означает, что они переходили от 1‐го ко 3‐му числу этого месяца, как если бы ничего не было (как если бы ничего не было? мы увидим, что же там было, но терпение!). Всегда, aeí: именно так греки обозначают институциональную периодичность; из чего можно сделать вывод, что афиняне осуществляли это изъятие каждый год. Но от какого момента в их истории следует датировать эту практику? Конечно, «всегда», aeí , точно так же, и в этом нет никаких сомнений, означает: от самых истоков, во всегда обновляющемся aiōn времени города [648] О том, как соотносятся aeí и aiōn, см.: Benveniste É. Expression indo-éuropéenne de l’ éternité. . Но в данном случае закрадывается сомнение насчет древности этого «всегда»: то, что нет ни одного другого свидетельства, которое могло бы подтвердить Плутарха, еще куда ни шло; но то, что существует по меньшей мере одно, неопровержимое, чтобы поставить его под сомнение, если речь идет о классической эпохе, сразу все сильно осложняет. Ибо действительно, если судить по отчетам афинских казначеев – записанных на камне, а значит, вне каких-либо подозрений – публичные акты в последние годы V века еще могли совершаться второго боэдромиона, из чего следует, что в эту эпоху афиняне еще не приняли решение исключить из календаря эту дату.

Добавим, что, высеченная на фронтоне Парфенона и, судя по всему, восхваляемая в официальном красноречии epitáphioi , ссора Посейдона и Афины явно была поводом для гордости [649] Фронтон Парфенона: Павсаний. I, 24.5 (на востоке – рождение Афины, на западе – « éris между Посейдоном и Афиной за Аттику»); epitáphioi: Платон . Менексен, 237c. в гораздо большей степени, чем эпизодом, который следует забыть: очевидно, что тогда еще не настало время для стирания эпизода, который у Платона в «Менексене» предстает в качестве принципиально важного момента для похвалы городу, тем более замечательного, что он удостоверяется самими богами [650] Ссора является одновременно свидетельством ( martyreī: 237c) и в то же самое время похвалой городу со стороны богов ( hēn dè theoì epēnesan : 237d). . Поэтому некоторые читатели Плутарха, скорее всего, знавшие об этой трудности, попытались ее обойти, превратив негативное поминовение в позитивное празднование: отбросив сомнения, они одновременно и сохраняют второе боэдромиона в афинском календаре, и относят к этой дате праздник Никетерии, насчет которого Прокл сообщает, что афиняне «еще в эту (его) эпоху» ( éti toínyn ), отмечали победу Афины над Посейдоном [651] См.: Mikalson J. D. The Sacred and Civil Calendar of the Athenian Year. Princeton: Princeton University Press, 1975. P. 47, где Джон Микальсон цитирует Прокла («In Timaeaum», 53d). Чтобы все между собой примирить, Моммзен более осмотрительно пытался датировать Никетерии 3‐м или 4‐м боэдромионом, см.: Mommsen A. Feste der Stadt Athen im Altertum geordnet nach attischem Kalender. S. 171. . Но ничто не дает права так вынуждать тексты, насильственно извлекая из них обратное тому, что они говорят совершенно прямо: Плутарх сообщает именно о злополучном дне, а не о дне славы; и не под знаком Афины, но под знаком поражения Посейдона или, по крайней мере, в наиболее нейтральной формулировке, «распри» между богами, он помещает практику, которую недвусмысленно определяет как жест изъятия. Если мы считаем Плутарха информатором, необходимо принять, что все было так, как он говорит, и датировать вычеркивание второго боэдромиона «последующими» за 400 годом [652] Согласно осторожной формулировке в: Pritchett W. K., Van der Waerden B. L. Thucydidean Time-Reckoning and Euctemon’s Seasonal Calendar. P. 22. веками (если не самим этим временем [653] Мы удержимся от соблазна датировать этот жест самым концом V века или началом IV века, отождествляя божественную éris с недавней stásis , потому что следует подозревать любую конструкцию, обладающую чрезмерной связностью, и еще потому, что пассаж из «Менексена» об éris богов подразумевает, что для официальной риторики она и в самом деле была обязательной темой для похвалы Афинам. ) и, что весьма вероятно, эллинистической эпохой, когда афинский город, как нам известно, без колебаний вычеркивал некоторых своих противников, с которыми были связаны горестные воспоминания [654] Эллинистическая эпоха: Pritchett W. K. Ancient Athenian Calendars on Stone. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1963. P. 343. Отмена Архином в 403 году дней, остававшихся для записи желающих отправиться в изгнание [бывших активных сторонников Тридцати, опасавшихся ответных репрессий. – Примеч. пер .], как мне представляется, требует другого объяснения, поскольку соответствует тактике настоящего момента, а не общей стратегии официальной памяти. См.: Аристотель. Афинская полития, 40.1. .