Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

«Брат» и товарищ: уже у Гомера они часто ассоциировались, формулой чему служило как hetaīros te kasígnētos, так и kasígnētoi te étai te [819] «Одиссея», XXI, 216 и «Илиада», IV, 441 с замечаниями Глотца: Glotz G. La Solidarité de la famille dans le droit grec. P. 85–89. . И мысль уже предавалась взвешиванию и нескончаемой переоценке сравнительных достоинств одного и другого [820] В «Одиссее», VIII, 546 гость и проситель ставятся в позицию братьев ( antí kasignētou ); см. также: VIII, 585–586. . Но когда от Гомера до Аристотеля хотят осмыслить сочленение между этими общественными отношениями, сразу и близкими, и весьма отличными, то настаивают на том, что стержнем, на котором все держится, является hetaīros : больше, чем брат для Алкиноя, исключительно похожий на брата в поэзии Феогнида [821] Там же, VIII и Феогнид , 97–99. – но в любом случае достаточно близкий к брату, чтобы на шкале уровней «дружбы» простое упоминание его имени позволяло пересечь границу между родством и социабельностью [822] См.: Аристотель. Никомахова этика, VIII, 1159b35–1160a2 (от семьи к hetaīroi и гражданам). См. также: 1161b25–26 (от братьев к hetaīroi и гражданам). То же движение в «Евдемовой этике», IX, 1242. .

Брат/сверстник/товарищ/гражданин: благодаря Аристотелю этот ряд отныне установлен, и в подражание греческим мыслителям политического можно позволить себе несколько раз пройтись напрямик, от одного края к другому. Если именно дружба «удерживает города вместе», то братские отношения вполне могли бы быть ее наиболее чистой формой.

Отсюда прекрасная платоновская ложь, чья цель – заставить граждан поверить, что, коль скоро они все рождены от одной матери и эта мать – земля, они действительно являются adelphoí ; отсюда в «Менексене» такое настаивание на братстве, к которому причастны автохтонные афиняне [823] Платон. Государство, III, 414d–415a; Менексен, 239a. Это братство, разумеется, противопоставляет город тому, что находится вне него, но в контексте греческого города оно не является «ксенофобным братством» ( Ozouf M. La révolution française et l’ idée de fraternité. P. 174), которое изобретут якобинцы, см.: Loraux N. Les bénéfices de l’ autochtonie // Le Genre humain. 1982. № 3–4. P. 238–235. . Отсюда неоднократные платоновские скольжения между братом и гражданином [824] Платон. Законы, I, 627c, IX, 888b5; см. также: IX, 869c – d. . Но мы обратим внимание в первую очередь на все то, что из этой модели гражданина делает модельного гражданина, polítēs наилучшей politeía : демократ в «Менексене», у Аристотеля он становится тимократом, но, как в одном, так и в другом случае, именно дружба братьев объединяет сограждан [825] Платон. Менексен, 238d–239a; Аристотель. Никомахова этика, VIII, 1160a28–30. . И в одном пассаже Аристотель даже удостаивает «режим братьев» ( politeía hē tōn adelphōn ) [826] Аристотель. Евдемова этика, VII, 1241b26 и след. именем politeía , ценимым выше всех других тогда, когда, как это и происходит в данном случае, отдельно взятый режим обозначается как Режим par excellence , поскольку в нем воплощается сущность любой politeía .

Это мощная философская операция, и еще немного и мы начинаем забывать, что сообщество братьев, основывающее город, и Благое Правление братьев являются чистыми фикциями, или в лучшем случае моделями. Настало время вернуться в подлунный мир, где самой достоверной реальностью является реальность конфликта. И в раздираемом городе происходит столкновение братьев.

Если поверить Лисию – тем более что в данном случае он говорит от своего имени, – самым тяжким преступлением Тридцати было принуждение сограждан, оказавшихся у них в подчинении, вести «нечестивую войну» против своих же братьев, сыновей и сограждан [827] Лисий. Против Эратосфена, 92. . Под ужасным принуждением stásis убивают именно то, что дороже всего на свете: брата, сына. Именно тех, чья утрата начиная с гомеровской эпопеи считается невосполнимой, поскольку рассматривается с точки зрения воина зрелого возраста, знающего, что ему самому дана отсрочка: необходимо отомстить за убитого брата или сына, но также вопреки всему принять компенсацию, благодаря которой убийца сможет вырваться из нескончаемого цикла возмездия [828] Гомер. Илиада, IX, 632–633, XXIV, 46–47; Одиссея, IV, 225, а также XXIV, 434. См. также: Эсхил. Агамемнон, 327 ( andrōn kasignētōn ) . Сын, брат: с точки зрения гражданина это также и те, кого во время отправки на колониальное предприятие стремятся удержать при себе, – даже тогда, когда законодатель постановил, что в каждом oīkos сын и брат должны покинуть отца и брата [829] См.: Meiggs-Lewis, 5, ст. 38–40 (основание Кирены), этот отрывок мы сближаем с Геродотом (IV, 153). См. также: Meiggs-Lewis, 20, ст. 7 (закон локрийцев востока, касающийся колонизации Навпакта). . Сын, брат: одним словом, другие самого себя [830] Так, у Геродота (I, 45) Адраст, непреднамеренно убивший сына Крёза, зовется phoneùs toū kathērantos , «убийцей своего очистителя» – то есть самого Крёза, который очистил его, когда принимал под свой кров: убить сына значит убить отца. .

Итак, считается, что именно этих других самих себя [831] Ср. «других самих себя» – autres soi-mêmes Лоро – с цицероновским alter idem из «О дружбе», 80. – Примеч. пер. убивают в stásis . Отец убивает сына, что Фукидид ясно обозначает как некую запредельную трансгрессию [832] Фукидид. III, 81.5 [Лоро здесь имеет в виду формулу kaì éti peraitérō – «еще более запредельное». – Примеч. пер. ]. Сопоставление с молчанием Аристотеля по поводу этого типа убийства в трагедии («Поэтика», 1453b19–22) и соответствующую оценку убийств сына и брата см.: Loraux N. La guerra nella famiglia. P. 20–21. , и брат убивает брата, что я со своей стороны охотно определила бы как обычную гражданскую войну, поскольку брат также является парадигмой гражданина.

Тем, кто возразит, что все это очевидные вещи, поскольку в сфере oikeīon [833] См.: Loraux N. La main d’ Antigone. очень мало фигур вероятного противника, я посоветую упражнение – всегда полезное, но здесь тем более необходимое, – заключающееся в сравнении греческих фигур stásis с римскими представлениями о семейном убийстве в гражданской войне. Тем более что в Риме этот вопрос ставится напрямую, о чем у Аппиана или Веллея Патеркула свидетельствуют настоящие систематизированные списки семейных связей, которые публичная ненависть превращает в смертельные отношения [834] См.: Jal P. La guerre civile à Rome. Étude littéraire et morale. Paris: PUF, 1963. P. 269–270, 414–415. Особое внимание следует обратить на Веллея Патеркула, II, 67 и Аппиана, «Гражданские войны » , IV, 12–14 (проскрипции Суллы). В том, что касается отдельных случаев («Гражданские войны», IV, 17–30), просопография Франсуа Инара, где ответственность принципиально возлагается на сыновей и братьев, ни в чем не отступает от литературных источников, см.: Hinard F. Les proscriptions de la Rome républicaine. Rome: École française de Rome, 1985. . Здесь историк Греции, принужденный своим материалом работать с жалкими крохами – изолированное указание тут, очень общее упоминание резни syngeneīs там, – вероятно, вздохнет от облегчения или от зависти перед столь богатым документальным материалом; но в первую очередь ему должно будет открыться, что по меньшей мере одна фигура была заменена на другую, поскольку в роли привилегированной жертвы, чье убийство является скандалом, отец (Отцы) заменил сына. Ибо в римских гражданских войнах именно сын убивает отца.