Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Чтобы завершить, позвольте мне еще раз покинуть Афины, чтобы a contrario верифицировать реконструированную таким образом логику.

В V книге «Греческой истории» Ксенофонт упоминает о событиях во Флиунте, городе в Пелопоннесе, который в 382 году до нашей эры на свою беду испытывал трудности с тем, каким образом сообществу граждан безболезненно осуществить урегулирование гражданской войны. Первый акт того, что поначалу могло показаться удовлетворительным примирением, состоит в решении позволить вернуться изгнанникам (проспартанской партии) и вернуть им их имущество, даже если для этого придется за общественный счет возместить ущерб покупателям этих владений [1010] Как правило, это и есть действительная причина судебных процессов после stásis . ; и когда историк добавляет, что «если между сторонами случится какой-либо спор, он должен решаться в суде ( díkēi diakrithēnai [1011] Ксенофонт. Греческая история, V, 2.10. )», читатель, знакомый с тем, как обстояли дела в Афинах, задается вопросом: не имеем ли мы здесь наконец дело с контрпримером? Неужели нашелся по крайней мере один греческий город, не испугавшийся обращения к судебным процессам, чтобы улаживать распри, следующие за примирением? Но идет ли речь действительно о примирении? Ведь и в самом деле, в противоположность всем принятым практикам восстановления гражданского мира, такой образ действий подразумевает, что граждане и те, кого они изгнали, не приносили никакой клятвы об амнистии.

Дальнейшие события быстро показывают, что то, что представлялось экономичным решением, таковым не было. Ибо, если поверить Ксенофонту, обитатели Флиунта – те, кто, руководствуясь антиспартанскими настроениями, до этого момента удерживали в своих руках дела города – на деле отказали бывшим изгнанникам в признании их прав ( tōn dikaíōn ). Последние, ссылаясь на договоренности [1012] Но каковы в точности были их условия? Если díkēi diakrithēnai Ксенофонта – это цитата из этих договоренностей, а не резюмирующее выражение, то для людей из Флиунта речь, очевидно, шла о гражданских трибуналах; но обобщенность формулы оставляет место для самых разных толкований. , требовали, чтобы споры разрешались посредством трибунала, но уточняли – или, скорее, добавляли, – что он должен был быть «равным» ( en ísōi dikastēríōi krínesthai ), что перевод Жана Атцфельда передает как «нейтральный» [1013] Ксенофонт. Греческая история, V, 3.10 (серия «CUF»). .

Нейтральный? Продолжение фразы проясняет, что следует под этим понимать, ибо мы читаем, что «флиунтцы же принуждали к тому, чтобы споры разбирались в самом городе ( en autēi tēi pólei diadikázesthai ) [1014] Глагол diadikázesthai подразумевает обращение к гражданским юрисдикциям, составленным из dikastaí ; изгнанники, со своей стороны, требовали категорических решений в пользу одной из сторон ( krínesthai ). ». Из чего становится очевидным, что обращение к «нейтральному» трибуналу по определению исключало обращение в любую городскую юрисдикцию; согласно логике жалобщиков эта беспристрастная [1015] Именно так, со своей стороны, я бы переводила прилагательное ísos. [équitable] инстанция могла состоять только из граждан других городов, «иностранных судей», по сути, арбитров, которых, возобновляя практику архаической эпохи, эллинистические города регулярно будут приглашать, чтобы улаживать свои междоусобицы [1016] Так же как в Наконе (см. выше главу X), где граждан друг с другом примиряют «иностранцы». . И Ксенофонт дает слово изгнанникам, возражающим: «что это за правосудие, когда судят сами виновные»? «Виновные» ( hoi adikoūntes ): так, на своем предвзятом и партийном языке они называют тех, чей политический порядок лишил их города и имущества. Несложно догадаться, что находящиеся у власти остались глухими к этим аргументам, и поэтому, возвращаясь на путь изгнания, вторые отправились жаловаться в Спарту.

Решение проблемы, предложенное Агесилаем [1017] Царь Спарты, руководивший осадой Флиунта. – Примеч. пер . , когда после долгой осады Флиунт в конце концов сдался, является радикальным, но показательным, поскольку под видом учреждения совершенно неслыханной судебной процедуры, оно на самом деле закрепляет и увековечивает разделение между «людьми из города», – которых их антиспартанские настроения обрекли на месть царя – и остальными, с единственной целью вернуть город последним. Агесилай постановил, чтобы «пятьдесят человек из возвращенных изгнанников и пятьдесят из тех, кто оставался в городе, рассудили [ anakrīnai ] [1018] Это особая форма anákrisis , которая вместо того, чтобы рассматривать в суде дела «виновных», выносит решение об их жизни или смерти. , кто заслуживал жизни в городе, а кто – казни; а затем установили законы, по которым город должен был управляться» [1019] Ксенофонт. Греческая история, V, 3.25. .

Такое решение не требует комментариев. Излишне подчеркивать, что жуткий отбор между теми, кто сохранит жизнь, и теми, кто будет казнен, затрагивает только тех, кого изгнанники называли «виновными»: людей из города, известных тем, что они противостояли спартанским проискам в Пелопоннесе; и думается, не имеет смысла уточнять, что конституции, которые устанавливала Спарта, были, как правило, проспартанскими. Разве что заметим, что демонстративно декретированное численное равенство [1020] Как правило, обозначаемое с помощью ísos : таким образом Агесилай на свой лад интерпретирует просьбу изгнанных. – пятьдесят человек с одной стороны, пятьдесят с другой – было фикцией, поскольку одно и то же число «мудрецов» должно было представлять корпус граждан Флиунта, гораздо более многочисленный – о чем сам историк, друг Спарты и Агесилая, но еще больший друг истины, специально проинформировал читателя – и небольшое число изгнанников [1021] Ксенофонт сообщает об этом в V книге, 3.16 [ «Многие лакедемоняне роптали, что ради кучки людей их заставили затеять вражду с городом, насчитывающим более пяти тысяч граждан…». Пер. С. Я. Лурье], прежде чем рассказать об «урегулировании», навязанном Агесилаем. .

Итак, Флиунт: или о том, как опасно доверять гражданским судам улаживание конфликта между гражданами? Именно такой представляется греческая интерпретация этого эпизода, и, если чуть дольше задержаться на злосчастьях пелопоннесского города, можно пролить яркий свет на афинский запрет на любое обращение к правосудию, когда речь идет о событиях гражданской войны. Тем самым с другого ракурса находит свое подтверждение идея о том, что судебный процесс и в самом деле воспринимается как борьба, особенно тогда, когда собственно политическая борьба подошла к концу.