Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

О том, что именно демократы больше всего теряют от этого запрета припоминать прошлое, тогда как для «людей из города» он во всех отношениях выигрышен, свидетельствует еще одна речь Лисия, где оратор утверждает, что «последним город оказал почет не меньший, чем пришедшим в Филу и занявшим Пирей» [1030] Лисий. О докимасии Эвандра, 16–17. Пер. С. И. Соболевского с неб. изм. , и этот же оратор во время других процессов неоднократно напоминает, что у демократов есть справедливые основания на деле проявлять свое злопамятство ( mnēsikakeīn ) [1031] См., например: Лисий. О конфискации имущества у Никиева брата, 18–19. . Но за подтверждением этой идеи я предпочту обратиться к другому оратору, как раз потому, что он не разделяет демократическую ангажированность Лисия, а именно к Исократу, замечающему, что люди, вернувшиеся из Пирея, – то есть демократы – могли бы предъявить свои права, даже если «ни один из них не дерзнул затеять подобный процесс» [1032] Исократ. Против Каллимаха, 38. Пер. В. Г. Боруховича. Напомним, что первый из вернувшихся из изгнания демократов, который захотел инициировать процесс, был приговорен к смерти – без суда и в назидание другим. Аристотель. Афинская полития, 40.2. . Как известно, самому Лисию доводилось высказываться иначе, например, когда в защитительной речи, сочиненной для одного из людей из города, он утверждал, что некоторые «вследствие опасностей, которым подвергались они в Пирее […] считают себя вправе делать все, что вздумается» [1033] Лисий. В защиту одного лица по поводу обвинения его в попытке низвержения демократического образа правления, 33. Пер. С. И. Соболевского. , но в данном случае следует объяснять эту совершенно не демократическую логику его ремеслом логографа, по определению обязанного занимать точку зрения клиента, который на своем собственном процессе должен будет защищаться, пользуясь речью, сочиненной для него оратором.

Короче говоря, поведение демоса в этой амнистии, несомненно, снискало афинской демократии всеобщую похвалу, которая, без конца повторяясь, в IV веке увеличила и без того разросшуюся главу, посвященную превознесению Афин: именно так Аристотель противопоставляет действия афинского демоса действиям демоса других городов, в аналогичных случаях не колебавшегося перед принятием куда более радикальных мер [1034] Аристотель. Афинская полития, 40.3. . Но все указывает на то, что в эти последние годы V века целый век демократии – демократии Клисфена, Эфиальта и Перикла, который я, со своей стороны, охотно назвала бы золотым веком dēmokratía [1035] Это мнение разделяется далеко не всеми, см.: Loraux N. L’ invention d’ Athènes. P. 17. , – обрушился в прошлое.

Прошлое, относительно которого город хочет убедить себя, что оно действительно прошло, и которое, однако, не проходит так просто. Но не будем забегать вперед. Именно к действиям демократов – победивших, но сразу же связывающих себя клятвой амнистии, – я бы хотела вернуться прежде всего.

То, что в борьбе конца 400‐х годов демократы действительно были победителями, подтверждается едва ли не консенсусом авторов IV века. Начиная с Аристотеля, который в лаконичном повествовании об этих событиях в «Афинской политии» не ограничивается упоминанием военной победы, одержанной теми над армией олигархов ( epekratoūn tōi polémōi ) [1036] Аристотель. Афинская полития, 38.3 – отметим, что Аристотель говорит о pólemos , а не о stásis . Об этом эпизоде и его осмыслении в терминах войны см.: Loraux N. Corcyre 427, Paris 1871. В «Афинской политии», 40.3 также употребляется глагол krateīn («в других городах… dēmoi , одержав победу, kratēsantes …»). , но настаивает на политической легитимности отвоевания власти народом, «ставшим сувереном [ kýrios genómenos ] в делах города… и, судя по всему, по полному праву взявшим в свои руки конституцию, поскольку он добился возвращения благодаря своим собственным силам» [1037] Аристотель. Афинская полития, 41.1. . Помимо этого, перечислив в виде синопсиса все смены политического режима, затронувшие город с момента его основания и вплоть до этого возвращения демоса , Аристотель еще раз квалифицирует народ как «суверена» ( kýrios ), повторяя, что он «распространил свою власть на все» [1038] Там же. 41.2. О слове kýrios (которое он переводит как «суверен») и корне *k’eu- см.: Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. С. 345, а также С. 171. . Разумеется, такой анализ полностью согласуется с телеологической перспективой «Афинской политии», где этот эпизод знаменует вступление politeía в завершающую фазу своей эволюции, и когда Аристотель уточняет, что отныне «все управляется декретами и судами, где возобладал народ» ( hò dēmos estin hò kratōn ), в этом следует видеть нечто вроде комментария к самому названию – dēmokratía – режима, наконец-то достигшего собственного télos . Но такая интерпретация событий характерна не для одного Аристотеля, и, рассуждая об окончании гражданских противостояний, точно так же о krátos народа – правда, о krátos, конечно же, не столько политическом, сколько достигнутом силой оружия, – говорят писатели IV века [1039] Хотя и не все: в «Греческой истории» Ксенофонта, когда силы спартанцев теснят войска демократов, именно Павсаний становится архитектором примирения. О достоверности этого рассказа см.: Cloché P. La restauration démocratique à Athènes. Paris: Ernest Leroux, 1915. P. 78–79. , зовут ли их Лисий или Исократ; например, Исократ: «когда Тридцать были прогнаны, Пирей был захвачен и народ побеждал (ekrátei )…», но можно процитировать и Лисия, согласно которому демократы победили ( nikēsantes ) и «в сражении одерживают верх [ kreíttous ] над врагами» [1040] Исократ . Против Каллимаха, 17; ср.: Исократ. Ареопагитик, 67 ( kratēsantes ). Лисий. Против Эратосфена, 92 и 79. . Поэтому, хотя такое прочтение и может вызвать определенный скептицизм у современных историков Греции [1041] См.: Loening T. C. The Reconciliation Agreement of 403/402 B. C. in Athens. P. 147, согласно которому равное распределение выгод и неудобств в этом примирении не позволяет охарактеризовать его как победу демократов-изгнанников. , именно на него я буду опираться, поскольку, по всей очевидности, таким оно и было у современников событий.

Итак, взглянем на событие krátos . Его ведь надо еще принять. Ибо из‐за сильных негативных коннотаций, с которыми связано любое высказывание о «победе» или «превосходстве» внутри города, krátos сам по себе является проблемным словом [1042] См. выше главу III. Здесь стоит напомнить «Афинскую политию» (35.4), где Аристотель говорит о Тридцати, что они держали город enkratésteron . О krátos см.: Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. С. 284–291, где он пытается различить два корня, чтобы отделить негативные коннотации от «нейтрального» смысла; подробнее см.: Nagy G. The Best of the Achaeans. P. 81–82. , и то же самое относится к его производному dēmokratía , которое в течение всего V века не употребляется демократами без недомолвок и мыслительных ограничений [1043] См. главу IV в: Loraux N. L’ invention d’ Athènes. [ «Мыслительные ограничения» – отсылка к принципу mentalis restrictio , обычно ассоциирующемуся с иезуитской казуистикой, согласно которому человек может, имея на то серьезные причины, не сообщать всю правду другому человеку, – даже если это введет того в заблуждение. – Примеч. пер. ] , – возможно, потому, что так же, как и Аристотель в III книге «Политики», они проводили различие между теми конституциями, что заслуживают своего названия, поскольку они укоренены в сплоченной общности, и теми, что существуют лишь благодаря фактическому превосходству (чем и является демократия согласно тому, что говорит ее имя) [1044] Аристотель. Политика, III, 1276a12–13: politeías tōi krateīn oúsas. Этот отрывок открыто разрабатывает тему преемственности после смены режима. , и потому боялись, что dēmokratía , чье имя говорит о «победе народа», не находится на правильной стороне. И вот здесь приходится признать очевидное: вместо того, чтобы пытаться, как можно было бы ожидать, затушевать krátos демократов, современники, вне зависимости от политических течений, напротив, явно на нем настаивали, и такой консенсус тревожит сам по себе.