Александр Майоров - Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

Переводя рассказ о посольстве с «древняго наречия» на современный язык, Татищев во второй редакции внес в первоначальный текст лишь несколько кратких пояснений, уточнений и дополнений, не меняющих содержания известия. Так, во второй редакции Роман идет воевать с поляками, «учиня в Руси по своей воли себе безопасность», и наряду с галицким и владимирским ведет с собой войска «других князей»; поляки начали переговоры с Романом, поскольку, «видя его свирепость», они «не могли инаго способа найти». Папа был наслышан, что Роман «поляком, великое разорение учиня, страшен учинился», и через своего посла предлагал галицкому князю «от поляк городы» (в первой редакции речь идет о городах вообще).

Во второй редакции Роман обличает «папежские неправости от письма святаго и гистории» (в первой редакции сказано кратко: «препирашеся от письма»), а также язвительно указывает папским послам, что «брать и другим давать» города мечом Петра «противо закона Божия, понеже Петру такий меч иметь и воевать запретил Господь». Наконец, в тексте второй редакции добавлено, что после переговоров Роман вернулся в Галич «с немалым богатством».

Есть и еще одно изменение, внесенное Татищевым в первоначальный текст в процессе его дальнейшей обработки. Во. второй редакции исправлена явная ошибка, допущенная при переписывании Академической рукописи, где вместо князя Романа, к которому направляет своих послов Лешко, значится некий Ярослав: «Ляхи же просиша Лешка, абы слал от себе просити Ярослава». Это ошибочное чтение воспроизведено в первом печатном издании сообщения о папском посольстве (в виде дополнения к Кенигсбергской летописи) [583] Библиотека российская историческая… Ч. I. С. 300. и в его последующих переизданиях, в том числе в переводе на современный язык. [584] Грушевський М.С . Історія української літератури. Т. III. С. 199. Данное обстоятельство затрудняло понимание содержания известия.

Ни в первой, ни во второй редакциях «Истории Российской» В.Н. Татищев не дает к сообщению о посольстве папы к Роману никаких комментариев в виде примечаний. Это, по-видимому, значит, что историк не находил в данном сообщении ничего такого, что требовало бы специальных пояснений, ни с точки зрения содержания, ни с точки зрения происхождения известия. Следовательно, источник, на который в данном случае опирался Татищев, не вызывал у него сомнений (как это было, например, в случае с «конституционным проектом» Романа), и его использование не требовало специального обоснования.

Для атрибуции известия о посольстве папы к галицко-волынскому князю имеют значение филологические наблюдения, сделанные исследователями по поводу лексики и стилистики рассказа о нем, переданного В.Н. Татищевым.

Как отмечает М.С. Грушевский, язык этого рассказа «имеет характер позднейший, украинско-белорусский XVI–XVII вв.». Доказательством служат характерные выражения, используемые в нем: «како папа мочный (в издании 1767 г. — могний )»; «Такий ли то меч Петров у папы?»; «Иж имат такий <���…> не хочу куповати ино кровию». [585] Там же. С. 200.

Что же касается сюжетной основы рассказа о папском предложении унии и решительном отказе от нее Романа, то, по мнению Грушевского, она сложилась еще в древности:

Образ могущественного Романа мог быть использован для посрамления латинских умыслов против православной веры еще во времена Даниловой унии с Римом. Образ его отца, который кроме собственного меча не искал других средств расширения своих земель, должен был послужить укором Даниилу и его сторонникам, хотевшим унией украинской церкви купить помощь католических держав для обороны от Орды. [586] Там же.

В итоге Грушевский относит рассказ о переговорах Романа с папскими послами к группе «повестей неопределенного времени», обзор которых он помещает в разделе «Галицко-Волынская эпоха» своей многотомной «Истории украинской литературы». Несмотря на столь осторожную общую атрибуцию подобных произведений, историк все же устанавливает более конкретные хронологические границы их возможного появления: «В имеющихся ныне записях они могут происходить от XIV, XV и может даже первой половины XVI в.»; при этом «свою нынешнюю форму» указанные повести могли приобрести «не обязательно на Украине», но и за ее пределами. [587] Там же. С. 196.

В тексте первой редакции «Истории Российской» в рассказе о посольстве обращает на себя внимания аутентичный древнерусский термин — проторь , дважды здесь употребляющийся: Роман хочет «приреченную ему за проторь получити» и требует от польских князей: «толе заплатите ми проторь». В обоих случаях Татищев переводит проторь как убытки .

Этот термин, известный в формах мужского ( проторь ) и женского ( протора, проторь ) родов, встречается в основном в юридических и актовых источниках начиная с XII в., где он употребляется в значении, весьма близком к татищевскому переводу — расход, издержки , а также в более специальном значении — налог, подать, побор ? [588] Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: В 3 т. Т. II. М., 2003. Стб. 1597–1598; СлРЯз XI–XVII вв. Вып. 20. М., 1995. С. 265–267.

Казалось бы, наличие в тексте рассматриваемого известия аутентичной терминологии должно свидетельствовать в пользу его достоверности. Однако именно этот термин, использованный Татищевым, стал для некоторых новейших критиков едва ли не главным «доказательством» подложности всего рассказа о папском посольстве.

По мнению А.П. Толочко, как и «некоторые другие редкие слова», слово проторь , «наверное, запомнилось Татищеву, и он использовал его для придания впечатления древности собственным текстам». [589] Толочко А.П. «История Российская» Василия Татищева… С. 472, примеч. 174. Недостаточное знание Татищевым норм древнерусского языка привело к тому, что в сочиненном им тексте слово проторь будто бы фигурирует в не свойственной ему грамматической форме:

именительный падеж женского рода «проторь» — hapax для этого времени, только из Татищева и известный (на самом деле «проторь» мужского рода), — утверждает А.П. Толочко. [590] Там же. С. 485.

Исследователь тут же себя опровергает, указывая на случаи употребления рассматриваемого термина в грамматических формах не только мужского, но и женского рода. «Форма женского рода известна только из Псковской I летописи (ПСРЛ 5, 1: 47, 78), — пишет Толочко. — Здесь, впрочем, слово употреблено в косвенных падежах ("а всеи протори полтораста рублевъ"; "и псковичам быша много протореи"), из которых восстанавливается им. ед. ж. "проторь". Актовые источники знают преимущественно форму муж. ("проторь"), реже — женского ("протора"), но в обоих случаях без палатализации». [591] Там же. С. 485–486, примеч. 210.