Николай Бессонов - История цыган-кишинёвцев

Очень многих цыган заставляли заниматься земледелием. Иностранцев больше всего поражала пассивность рабов. Восстаний не было, хотя зачастую три или четыре сотни невольников трудились в поместье под надзором всего лишь десятка молдаван… Цыгане, приученные с детства к мысли о своём рабском состоянии, были до такой степени деморализованы, что порой даже вслух бранили беглецов… Нетоци скрывались в горах и лесах – полуголые или совсем голые, загорелые дочерна. Угнетатели злобно обвиняли в людоедстве тех, кого не могли поймать. Рабы в поместьях перешёптывались, что, если бы не дикари-беглецы, хозяева относились бы ко всем цыганам гораздо добрее. Между тем нетоци были настоящими героями. Они жили охотой и, не имея ничего кроме ножей, ухитрялись отбиваться от княжеских войск, которые со зловещей регулярностью отправлялись в горы Трансильвании на их поимку.

Французский «Иллюстрированный журнал» описывал жизнь в поместье в таких выражениях: «Приниженные рабством, обречённые на невежество и побои, они не получают ничего взамен. Они – скот, который боярин подкармливает с наименьшими для себя издержками; он даёт им мамалыгу – нечто вроде густой каши из кукурузы. Летом они одеты в грубое полотно, которое донашивают, пока то не сгниёт. Дождь – их омовение; дети же ходят совсем голые. Зимою они заворачиваются в тряпьё и разные обноски; одеждою им служат старое платье, ветхие покрывала, вытертые пледы. Что касается жилья, им даже не дозволена роскошь мечтать о нём. Они устраиваются, где придётся. Поутру „ватав“ [16] Рум. vătáv с вариантами vătáf, vătáș. – Прим. ред. , хозяйский надсмотрщик, в одежде, отороченной мехом, и с плетью в руке собирает их вместе, чтобы назначить каждому работу на весь день. Неприятное это зрелище – источающие затхлый запах, полуголые люди, вылезающие из конюшен, из кухонь и из-под навесов. Надзиратель – всегда суровый и непреклонный – бьёт их как ради забавы, так и с целью лишний раз показать свою власть» [17] К сожалению, нам не удалось установить источник этой цитаты. – Прим. ред. .

В русской литературе принято посмеиваться над царским правительством, которое попыталось в первой половине XIX века форсированно перевести на оседлость бессарабских цыган. Авторы рассказывают о том, как были созданы два поселения с характерными названиями Каир и Фараоновка, как кочевникам построили дома и выделили скот с сельскохозяйственным инвентарём. Далее иронично описывается провал эксперимента. Казённые деньги были потрачены даром. Цыгане, распродав имущество, предпочли скитаться, подобно поколениям своих предков [18] Друц Е., Гесслер А. Цыгане. М., 1990. С. 26. .

Цыгановеды напрасно иронизируют. Мы уже видели, что оседлость и земледельческий труд отнюдь не были новостью для цыган Дунайских княжеств. Да и в Бессарабии задолго до опыта с Фараоновкой треть цыганского населения относилась к категории «поселенных». Они жили в шатрах или землянках на окраинах селений и из-под палки возделывали землю. Разумеется, у конкретных владельцев пропорции могли быть и другими. Например, у бессарабского помещика Л. Россета из 100 цыганских семейств 76 были приставлены к хлебопашеству [19] Крыжановская И. Из истории крепостных цыган Бессарабии в первой половине XIX века // Труды Центрального государственного архива МССР. Кишинёв, 1962. Т. 1. С. 226. .

«Простите, а как же кочевье?» – спросите вы.

Что ж. Наряду с домашними рабами и земледельцами существовали и кочевые цыгане. Им позволяли странствовать с одним непременным условием – регулярная выплата оброка. В современной Молдавии живут потомки таких кочевых цыган. Одни из них – урсары – водили медведей, устраивая представления по городам и сёлам. Другие – лингурары – вырезали на продажу ложки, ковши, корыта – словом, изделия из дерева. Были также лэяши – скитающиеся ремесленники. Они кузнечили, делали гребни, корыта и кирпичи. Впрочем, по первому требованию господина кочевые цыгане должны были явиться и выполнять ту работу, которую прикажут. Например, их часто заставляли строить здания [20] Когалничан М. Очерк истории, нравов и языка цыган // Северная пчела. 1838. № 77. С. 303. .

Тяжёлая участь подневольного кочевника отразилась в фольклоре молдавских цыган. Одна из старинных баллад повествует, как боярин силой уводит в свои хоромы молодую красавицу по имени Арманка. Когда муж просит отдать ему жену, господин ставит коварное условие: если Арманка заговорит с мужем по-цыгански – тот может её забрать, если же она произнесёт слова на молдавском наречии, то цыгану отрубят голову. Надо сказать, что уже в ту эпоху значительная часть крепостных утратила родной язык и разговаривала на языке своих угнетателей. К счастью, героиня песни распознала опасность и спасла жизнь мужу, заговорив с ним по-цыгански [21] Образцы фольклора цыган кэлдэрарей. М., 1981. С. 65–69, 120-122. .

Несмотря на благополучный финал, уже само появление такого произведения говорит о полном бесправии. От хорошей жизни подобные песни не складывают.

Важно отметить ещё одну частность психологического свойства. Кочевые цыгане жили под вечным страхом перевода в состояние домашних рабов. Как это происходило, описывает румынский писатель Василе Александри, который выпустил в первой половине XIX века книгу «История одного червонца». Это выразительная картина нравов, живое свидетельство современника о порядках, царивших в Молдавии. Героиню повести зовут Замфира – почти как пушкинскую Земфиру. Её – родившуюся в кочевье – продают с аукциона на бесконечные муки в боярском доме:

«Однажды (Замфире было тогда не более семи лет) к её отцу явился жандарм и приказал вместе со всеми цыганами следовать за ним в управу. Он погнал их всех в Крайову где их действительно ждало великое несчастье. Хозяин их обеднел и, будучи вынужден уплатить долги, в которые влез, решил продать своих рабов с торгов.

В день торгов площадь управы представляла собой зрелище, достойное времён самого жестокого варварства. Она была забита лежавшими на земле цыганами, цыганками и детьми; все эти люди плакали и убивались, словно воистину приговорённые к смертной казни. Толпа дворян и купцов сновала среди них, топтала их сапогами и тыкала в них пальцами, как при покупке скота. Один говорил: „Этот стоит десять золотых“. Другой отвечал: „Я бы не дал за него и горсти муки“. Третий кричал своё: „Дядя, дядя, не впутывайся ты в торговлю цыганами, на волах наживёшь больше“. Со всех сторон неслись стоны, смешанные со смехом, ударами бича, воплями, руганью и проклятьями…

В это время какой-то боярин в ишлике [22] Ишлик – высокая боярская шапка. и красных сапожках подошёл к Замфире и стал вертеть её налево и направо, окидывая с ног до головы пристальным взглядом. Он приказал ей пройтись немного, желая убедиться, не хрома ли, заглянул в зубы, затем быстрым шагом направился к глашатаю и изрёк: „Даю десять золотых за дочь вожака“. Глашатай тут же выкрикнул: „Десять золотых за дочь вожака! Кто больше? Раз, два, три, готово! В добрый час, боярин!“